На правах рукописи

УДК 1 (091)

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Котина  Светлана Владимировна

 

 

 

ИДЕИ ВИЗАНТИЗМА В РУССКОЙ

ФИЛОСОФСКО-АНТРОПОЛОГИЧЕСКОЙ ТРАДИЦИИ

 

 

 

Специальность: 09.00.03 – история философии

 

 

 

 

 

АВТОРЕФЕРАТ

 

диссертации на соискание ученой степени

кандидата философских наук

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Санкт-Петербург

 

2014

Работа выполнена на кафедре философской антропологии и истории философии Федерального государственного бюджетного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Российский государственный педагогический университет им. А.И. Герцена»

 

Научный руководитель:

доктор философских наук, профессор, заведующий кафедры философской антропологии и истории философии Федерального государственного бюджетного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Российский государственный педагогический университет им. А.И. Герцена»

Корольков Александр Аркадьевич

 

Официальные оппоненты:

доктор философских наук, профессор, ректор Частного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Русская христианская гуманитарная академия»

Бурлака Дмитрий Кириллович

 

доктор культурологи, профессор, профессор кафедры теории и истории культуры Федерального государственного бюджетного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Санкт-Петербургский государственный университет культуры и искусства»

Скотникова Галина Викторовна

 

Ведущая организация:

Автономное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Ленинградский государственный  университет им. А.С. Пушкина»

 

Защита состоится 23 октября 2014 года в  __ часов на заседании Совета по защите диссертаций на соискание ученой степени кандидата наук, на соискание ученой степени доктора наук Д 212.199.10, созданного на базе  Российского государственного педагогического университета имени А.И. Герцена по адресу: 197046, Санкт-Петербург, ул. М. Посадская, д. 26, ауд. 317.

С диссертацией можно ознакомиться в фундаментальной библиотеке Российского государственного педагогического университета им. А.И.Герцена (191186, г. Санкт-Петербург, наб. р. Мойки, 48, корп.5) и на сайте университета по адресу:

http://disser.herzen.spb.ru/Preview/Karta/karta_000000080.html

Автореферат разослан «____» августа 2014 г.

 

Ученый секретарь

диссертационного совета                                          Денис Юрьевич Игнатьев 

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

 

Актуальность темы исследования.  Особое место византийского наследия в русской культуре традиционно соотносится с религиозным выбором Древней Руси, однако вместе с утверждением греческого христианства произошло восприятие и преломление целостной системы принципов и идеалов, имеющих нравственно-практическое, социально-организационное, этико-эстетическое и концептуально-теоретическое значение. Поэтому проблематика византийского влияния неизменно оказывалась в центре внимания русской общественно-философской мысли на тех этапах развития, когда возникала потребность в самоопределении, в осмыслении источников собственного культурного и духовного фонда. Контрастность высказываемых суждений в оценке византийских истоков русской цивилизации наиболее ощутимо проявила себя в первой половине XIX века, но и в дальнейшем течении русской мысли тема византизма всегда обостряла проблематику ценностных приоритетов в развитии государства и культуры, выявляя противоположные концепции национального идеала. В настоящее время интерес к сфере византийско-русской преемственности, многообразие форм и направлений исследования вновь указывает на актуальность поиска основополагающих факторов государственного и духовного единства России. Необходимость обращения к исходным ценностно-смысловым ориентирам русской культуры особенно остро ощущается в современной действительности, так как отсутствие преемственного развития в этой области грозит обществу потерей национальной идентичности, являющейся основой для государственного объединения. 

Различные аспекты наследия византийской цивилизации являются все более востребованной темой в современной российской литературе, однако особенности развития восточно-христианской мысли, ее воздействие на формирование философского мышления в России остаются недостаточно разработанными.  Между тем, общий смысл многообразных проявлений византийской традиции в русской культуре раскрывается только в контексте общей парадигмы восточно-христианской мысли, объединяющей собой весь комплекс этико-эстетических, интеллектуальных и духовных ориентиров. Достижения византийской философии оказали влияние на Древнюю Русь в большей степени как мировоззренческая система или «комплекс идей» (как обозначал «византизм» К. Леонтьев), который, попав в новые исторические обстоятельства, претерпел многократные преломления, соответствующие формированию собственного отношения к истине. О противоречивости процесса взаимодействия византийской философско-богословской традиции с особенностями национального душевного склада в России Г. Флоровский говорил, как о постоянном «кризисе византийской культуры в русском духе»[1]. Тем не менее, процесс продвижения вперед всегда возвращал русскую философию к истоку, так как только в нем можно почерпнуть знания о первоначальных критериях и смыслах развития.

Исследование творчества византийских мыслителей долгое время оставалось ограниченным рамками церковно-исторического контекста, однако сведение всех аспектов восточно-христианской традиции к религиозному вектору  обедняет проблематику общего философского опыта средневековья, формирующего различные концепции выражения абсолютной истины. Греческая патристика, как историко-философский феномен,  вместила аксиологические принципы библейского предания и античный опыт рационального мышления, объединила различные сферы человеческого бытия в совокупности теоретического и нравственно-практического смысла знания. Использование античной философии в качестве способа толкования Божественной истины происходит и в латинской культуре,  но между западноевропейской схоластикой и восточно-христианским философско-богословским синтезом есть существенные отличия. Исследование проблематики формирования христианской мысли (в том числе самостоятельного значения греческой патристики) в ее отличиях и преемственных связях с эллинистической культурой мышления особенно актуально для развития философской традиции в России, где приверженность к идеалам византийского просвещения повлекла за собой становление собственной системы приоритетов в познании. Синтез духовно-нравственных, онтологических и формально-логических критериев истины, достигнутый в византийской философии в ракурсе антропологического смысла и созвучный русскому представлению о цельности человеческого бытия и знания, может стать актуальной возможностью современного философского поиска в России.

Степень научной разработанности проблемы. Обращение к проблематике византийской мысли, происходившее на первых этапах в русле исследования церковно-исторических вопросов, возникло в России XIX века на волне оживления интереса к византийской культуре. Сфера византийско-русской преемственности приобрела особое звучание в ракурсе «восточного вопроса», обострившего противостояние России и Европы. Осознание духовно-исторического родства с византийской цивилизацией способствовало  формированию принципиально нового взгляда на прошлое и будущее русского государства. Русская византинистика представляет богатый и разнообразный материал, который до настоящего времени не теряет своего значения. Для проблематики диссертационного исследования значимы  классические труды В.В. Болотова, А.И. Бриллиантова, В.Г. Васильевского, П.В. Безобразова, Н.Н. Глубоковского, А.А. Васильева, А.А. Спасского, И.В. Попова, К.И. Скворцова, С.Л. Епифановича, А.П. Лебедева, А.А. Архангельского, Н.И. Сагарды и других авторов.  Многогранный вклад в изучение византийской культуры сделан акад. Ф.И. Успенским, автором «Очерков по истории византийской образованности», имеющих большое значение в исследованиях философских движений Византии. С точки зрения соотношения византийской и западноевропейской философии заслуживает внимания работа В.Е. Вальденберга, написанная в послереволюционной России, но опубликованная сравнительно недавно.  Надо отметить, что на рубеже XIX-XX веков появляется большое количество содержательных исследований, посвященных творчеству византийских мыслителей: труд С.Л. Епифановича  «Преподобный Максим Исповедник и византийское богословие», монография Н.Н. Глубоковского о блаж. Феодорите Кирском, книга епископа Алексея (Дородницына) о поздневизантийском исихазме, исследование В.В. Болотова об Оригене и множество других работ в самых разных жанрах. В изучении восточно-христианского письменного наследия был сделан огромный шаг вперед, вместе с тем ощущался недостаток системного изложения  греческой патристики в ее философском значении.  

После трагических событий начала XX века в России обращение к  проблематике преемственного формирования философско-богословской системы взглядов в Византии продолжается в работах выдающихся представителей русского зарубежья:  Г.В. Флоровского, В. В. Зеньковского, И. Мейендорфа, архиепископа Василия (Кривошеина), Киприана (Керна), В.Н. Лосского. История святоотеческих учений представлена в их работах, как целостная парадигма философско-антропологического видения, формирующаяся в последовательном раскрытии ключевых идей, в преемственности подходов и методов обоснования.

В соответствии с задачами диссертации важным материалом,  проявляющим развитие византийских идей в России, является философское наследие И.В. Киреевского, А.С. Хомякова, П.Я. Чаадаева, В.С. Соловьева, К.Н. Леонтьева, С.Н. и Е.Н. Трубецких, Л. П. Карсавина, С.Л. Франка, П. А. Флоренского, С.Н. Булгакова. Отдельно нужно отметить движение «евразийства» (Н.С. Трубецкой, П.С. Савицкий, П. П. Сувчинский), как мощное продолжение государственно-идеологической составляющей идей византизма в XX веке, имеющее авторитетных последователей в пространстве современной философской мысли: А.Г. Дугин, А. Р. Устян, А.М. Малер.        

В системе учений византийских мыслителей был осуществлен синтез категорий греческого философского мышления с образно-символическим языком библейского предания, поэтому огромное значение имеют исследования в области соотношения античной и византийской эстетики. В этом направлении необходимо выделить работы А.Ф. Лосева, С.С. Аверинцева, В.В Бычкова.  Особый ракурс рассмотрения византийской эстетики в трудах академика С.С. Аверинцева и В.В. Бычкова раскрывает взаимосвязь этико-эстетических  представлений и процесса формирования философского сознания в России; развитие философско-эстетических оснований русской культуры рассматривается в исследованиях  А.П. Валицкой, К.Г. Исупова. Существенное место в проблематике формирования византийской мысли занимает взаимодействие эллинизма и христианства, александрийской и средневековой экзегетики, освещение различных областей пересечения позднеантичной и восточно-христианской философии в работах: В.Я Саврея, Р.В. Светлова, А.В. Ситникова,   Г.И. Беневича, Д.С. Бирюкова, А.С. Степановой и др.

С точки зрения влияния византийской духовной и философской традиции на развитие русского просвещения, в том числе на формирование антропологических, мировоззренческих, социо-культурных идеалов, в последние десятилетия появилось значительное количество исследований, среди которых важное место занимают работы:  С.С. Хоружего, А.Ф. Замалеева, А.А Королькова,  Г.В. Скотниковой,  А.П. Козырева, Г.М. Прохорова,  М.Н. Громова, В.В. Милькова, И.И. Евлампиева. В этом контексте существенную роль играют разработки российских ученых в области стратегий современного образования: Н.В Наливайко, А.П. Валицкой, А.А. Грякалова.

Зарубежная традиция изучения византийских философских течений представлена именами: Tatakis В., Podskalsky G., Wolfson H., Benakis L., Kapriev G., Ierodiakonou K. и др. Необходимо отметить непрерывность традиции обращения к духовному аспекту русского философского наследия в современной зарубежной публицистике:  Clement O. Orient - Occident, deux passeurs Vl. Lossky, P. Evdokimov. Paris, 1989; Korolkov A. La valeur de l`oeuvre de Cyprien (Kern) pour l`anthropologie chretienne/ La pensee orthodoxe. – Paris, 2012 идр. В настоящее время также продолжается развитие отечественной философско-богословской школы, обращенной к теоретическим основаниям восточной патристики, в трудах А.И. Сидорова, В.М. Лурье, П.Б. Сержантова, Д.В. Кирьянова и др.

Объектом исследования является система идей, сформированная в процессе развития греческой патристики, как историко-философского феномена. Предмет исследования – особенности преемственного взаимоотношения данной концептуальной системы и русской философской традиции в аспекте гносеологической, этико-эстетической, антропологической значимости, а также в области формирования ценностно-смысловой основы национального самосознания.    

Целью настоящей работы  является  выявление ключевых принципов развития русской философско-антропологической традиции,  обоснование их концептуальной связи с общим интеллектуальным и духовным фондом византийской культуры.

Для достижения цели поставлены следующие задачи:

$1·        рассмотреть основные этапы формирования восточно-христианской мысли, а также преемственность  философской проблематики и методологии на разных этапах развития, в том числе в процессе разрешения основных догматических противоречий, известных как тринитарный и христологический споры;  

$1·        определить особенности историко-философского развития византийских идей в  контексте социо-культурных различий христианского мира, ставших основой ментального противостояния Запада и Востока;

$1·        рассмотреть результаты воздействия византийских религиозно-нравственных, эстетических, общественно-политических, просветительских  идеалов в качестве ориентиров развития философского знания  в России, а также в качестве источника национальной идентичности, формирующего аксиологические основания государственной власти; 

$1·        проанализировать византийские истоки идеи соборности, которые приобрели собственные качества в русской философской традиции;  

$1·        раскрыть проблематику эволюции идей греческой патристики в становлении русской религиозной философии XX века (русская неопатристика, метафизика всеединства, софиология, евразийство).    

Положения, выносимые на защиту:

1. Специфика византийской мысли, возникшей на пересечении различных национально-исторических типов ментальности, заключается в достижении синтеза теоретического умозрения и духовно-практического знания, совместившего  философскую рациональность и этические категории в единстве цели – раскрытии и реализации смысла человеческого бытия.  

2. Основой концептуальной преемственности в развитии греческой патристики является обоснование принципиальных антиномий, выражающих  трансцендентно-имманентный характерБожественного присутствия в мире; данная философская парадигма направлена на преодоление идеалистического дуализма, в котором высшее начало трансцендентно человеческой реальности, а также позднеантичного монизма и пантеизма, ограничивающих свободу Абсолюта  взаимообусловленностью с миром.    

3. Утверждение одновременной истинности противоположных суждений в области описания Божественного начала  («неслиянно - нераздельно», «единство - множественность», «постижимость – непостижимость», «доступность – недоступность») проявляется в учениях византийских мыслителей как символически-образные концепты: «Слово во плоти», «Триединство», «Пресветлый мрак», «Незримый свет», «Сердечные очи» и т.д., что отражает стремление к  преодолению границ рассудочного мышления в поиске  Абсолютной истины. 

4. Экзистенциальный принцип византийской гносеологии (причастность человека Божественной истине на уровне Ипостаси, как существования), основанный на разграничениипонятий «сущность», «ипостась», «энергия» позволяет обосновать главную антропологическую максиму восточного христианства – идею «обожения», онтологического преображения человеческой природы, достижимого в личном усилии. «Эссенциализм» латинской патристики,  возникающий на основании сущностного сближения человеческого разума и Божественной природы, отражает схоластический оптимизм в аспекте интеллектуального развития и пессимизм в отношении нравственной свободы человека и его личного духовного потенциала.

5. Характерные особенности греко-христианского философского наследия соотносятся с константами русского логоса, ориентированного на нравственно-практический смысл знания. Византийские  гносеологические установки на экзистенциальность, онтологичность, антиномичность истиныпроявились в русском сознании как «мистический реализм», «символизм», идея «цельного знания», устанавливающие зависимость гносеологии от онтологии; в более поздних течениях -  как отождествление Личности и Абсолюта и идея «православного энергетизма», основанные на экзистенциальной  концепции Богочеловеческого единства.

 6.Идея «соборности»  получает наиболее самостоятельное развитие в русской философии, так как принцип «единство во множестве» в значении критерия духовной истины (экклезеологическая трактовка) преломляется в России напочве исторической и социальной действительности. Русская культура, устремленная к утверждению противоположных антропологических  идеалов (абсолютизация единства и личной свободы), находится в постоянном поиске теоретических форм примирения данного противоречия.  Онтологизация антитезы «единство-множественность» отражает собственные потенции русского логоса, основанные на менее сбалансированном типе восприятия в сравнении с образом греко-христианского мышления.   

7. Специфика русского восприятия (напряженность социально-этической проблематики, оппозиция единства-свободы) максимально усиливает аспекты восточно-христианского «универсализма», выражающегося в потребности утверждения всечеловеческого значения нравственной истины, что является стержнем русской идеи, предполагает миссионерский, просветительский характер развития национальной культуры.

Научная новизна исследования :

$1·        выявлены этапы развития историко-философского процесса в Византии на основании проблематики преодоления догматических противостояний, формирования последовательной аргументации антропологических, гносеологических и эстетических идей греческого христианства, имеющих самостоятельное значение по отношению к позднеантичной мысли, а также к латинской схоластике;

$1·        обосновано единство концептуальных подходов в творчестве византийских мыслителей, раскрывающееся в балансе теоретического и нравственно-практического аспекта восприятия; в утверждении антиномичного способа описания истины в единстве с положениями апофатического и образно-символического мышления;  

$1·        проведен сравнительный анализ антропологических и гносеологических идеалов западного и восточного богословия, проявляющихся как инвариантные модели развития философских категорий античности;

$1·        предложена модель систематического описания историко-философского процесса в Византии и осуществлен анализ различных течений в древнерусском религиозном и философском сознании,  детерминированных византийским влиянием:  выявлена родственность в области формирования эстетических, антропологических, духовно-нравственных идеалов и отличия в интеллектуально-теоретической сфере, а также в области реализации социально-политического  идеала.

$1·        раскрыты особенности русского обоснования идеи «соборности» (концепт  «единство- во множественности»), связанные с процессом поиска теоретического осмысления внутренних противоречий национального социально-антропологического идеала («единство- свобода»), а также во взаимодействии с элементами западноевропейского идеализма в русской метафизике всеединства.

$1·        рассмотрена проблематика и перспективы использования идей византизма в качестве государственно-национальной идеологии в России на основании выявления элементов самостоятельного развития и интерпретации  политического и культурно-исторического опыта Византии;

$1·        обоснована возможность взаимодействия подходов, заложенных в творчестве восточно-христианских мыслителей, с современной философско-антропологической  проблематикой, акцентирующей значение  экзистенциального аспекта русского мышления.    

Теоретическая значимость исследования заключается в обосновании модели концептуального взаимоотношения русской философской традиции и системы идей, унаследованных в процессе усвоения византийского культурно-исторического и интеллектуального опыта. Результаты диссертационного исследования актуализируют значимость философского содержания византийского наследия в современном социально-мировоззренческом и научно-теоретическом поиске. Исследование различных аспектов влияния византийской культуры на становление русской философско-антропологической парадигмы дает возможность более осмысленно относиться к процессу формирования собственных  приоритетов интеллектуального и духовного развития. Выдвинутые в диссертации положения направлены на создание методологических основ изучения самобытной русской философской традиции в ее преемственности с византийским наследием.

Практическая значимость работы заключается в возможности использования результатов исследования в процессе формирования целостной системы взглядов современного поколения по отношению к национальному интеллектуальному и духовному фонду. Результаты исследования могут быть использованы при подготовке учебных курсов и методических материалов по русской и византийской философии, философии религии, философской антропологии. Так же они могут быть использованы в работе государственных структур, работающих в направлении концептуализации источников государственной идеологии.  

Теоретико-методологические основы и источники исследования.

Методология работы обусловлена синтезом компаративистского исследования и герменевтической интерпретации, так как такой синтез затрагивает не только развитие философских течений,  но восстанавливает связи теоретического познания с духовно-социальными потребностями различных эпох, раскрывает особенности прочтения одного и того же материала в зависимости от историко-культурных особенностей. Взаимодействие логики развития догматических и философских византийских учений с их историческим контекстом предполагает применение диалектического подхода, как единства логического и исторического методов исследования.

         Решение поставленных задач потребовало анализа и обобщения основных философских воззрений, представленных в творениях греко-византийских мыслителей: Иустина Философа, Климента Александрийского, Оригена, Афанасия Александрийского, Григория Богослова, Василия Великого, Григория Нисского, Дионисия Ареопагита, Максима Исповедника, Иоанна Дамаскина, Григория Паламы. Вместе с тем, в диссертации задействован сравнительный анализ существующих историко-философских реконструкций раннехристианской и средневековой мысли, методологических и концептуальных подходов, что позволяет объективно оценить специфику греческой патристики в сравнении с текстами латинских авторов. В этом аспекте используются элементы концепций изложения средневековой философии Ф. Гегеля, Б. Рассела, А. Гарнака, К. Крумбахера, Э. Жильсона, Дж. Реале и Д. Антисери в сопоставлении со взглядами русских философов и богословов: И.В. Киреевского, Ф. И. Успенского, Л. П. Карсавина,  Г. В. Флоровского, И. Мейендорфа, В.Н. Лосского, С.С. Аверинцева, В.М. Лурье. В процессе освещения логики развития ранней латинской патристики использованы особенности теоретического анализа средневековой мысли Г.Г. Майорова, а также когнитивный подход С.С. Неретиной, позволяющий говорить о концептуальной структуре патристического мышления. 

В процессе оценки интерпретаций византийского наследия в России использованы комплексные подходы к изучению материала, синтезирующие результаты культурологического, историко-богословского, философско- эстетического анализа и позволяющие выявить общие тенденции развития традиции на различных уровнях восприятия. 

Степень достоверности и апробация результатов исследования.

Степень достоверности определяется корректностью использования компаративистского и герменевтического подхода в процессе историко-философского сопоставления русской и византийской традиции, широким кругом источников, обращением к отечественному и зарубежному опыту научных исследований по данной специфике. Положения, сформулированные в диссертации, логически непротиворечивы.    

Результаты исследования были использованы автором в процессе чтения курсов лекций и проведения семинарских занятий в РГПУ им. Герцена (курсы по «истории русской философии», «социокультурной и философской антропологии», «философии религии», «философии образования»). Основные положения работы были представлены в форме докладов и тезисов к научно-практическим конференциям: международной конференция «Социализация личности в глобальном мире» (СПбГПУ, 2009 г.), XIX международной конференции «Ребенок в современном мире. Дети и Родина» (РГПУ им. Герцена, 2012 г.), международного научного конгресса к 100-летию Л.Н. Гумилева (РГПУ им. А.И. Герцена, 2012). Основные положения и выводы диссертации  были изложены и обсуждены на заседании кафедры философской антропологии и истории философии РГПУ им. А.И. Герцена.

Структура работы. Диссертация включает в себя Введение, три главы, содержащие 13 параграфов, Заключение,  Библиографический список литературы, содержащий 128 источников. Общий объем работы – 190 страниц.

 

2. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ

 

Во Введении обоснована актуальность темы, дана оценка степени разработанности проблемы, сформулированы цели и задачи исследования, обозначен круг источников и методологические основания, раскрыта научная новизна, изложены основные положения, выносимые на защиту, теоретическая и практическая значимость, апробация результатов исследования.

Первая глава «Феномен греческой патристики в аспекте историко-философского исследования»  состоит из 4 параграфов, последовательно раскрывающих особенности формирования и развития восточно-христианской мысли. Обзор различных историко-философских подходов к изучению византийского наследия представлен в первом параграфе «Восточно-христианское наследие:  обретение  философского статуса», где анализируются противоречивые тенденции в оценке значения восточной патристики, сопоставляются концепции зарубежной и отечественной исследовательской работы. В западной литературе долгое время преобладали односторонние суждения о характере византийской философии, подчеркивающие ее зависимость от античного способа мышления. Стремление свести восточно-христианское теоретическое наследие к различным конфигурациям из античных заимствований долгое время искажало общий контекст развития средневековой философии, ограничивая его историей латинской патристики и схоластики. Однако уже в начале XX века (как в России, так и за рубежом) наметилась тенденция, позволяющая обозначить более объективные историко-философские подходы к изучению наследия византийских мыслителей, являющегося последовательной дифференциацией и трансформацией античного наследия на основании нового духовного опыта. Русское просвещение изначально оценивало значение восточно-христианской мысли в ином контексте, осознавая ее концептуальное единство в преемственности философско-антропологических констант, в конкретности исторического, духовного, социального опыта. Творчество русских историков и философов XIX-XX века способствовало преломлению святоотеческих учений в ракурсе современного научного интереса, восприятию греческой  патристики, как самостоятельного явления, не сводимого к средневековой схоластике и  позднеантичной мысли. 

Во втором параграфе «Проблема систематизации и периодизации византийской философии» рассматривается возможность систематического изложения греческой патристики в ракурсе развития философско-богословской проблематики средневековья. Формирование преемственных философских традиций византийской культуры происходит в контексте постоянного диалога с античным наследием; самоопределение христианского любомудрия (как «нашей философии») неотделимо от интеллектуального опыта эллинизма. Важное место в этом процессе занимают традиции Александрийской школы, которые отражали устремленность восточно-христианской мысли к теоретическому единству, рациональному выражению и обоснованию  библейских истин. Столкновение ментальных структур  древневосточного и эллинистического мира определяет сущность противоречий в области догматики и экзегезы, с чем связано появление вероучительных разногласий и поиск их преодоления в философско-богословском синтезе. Этапы формирования византийской мысли необходимо систематизировать с точки зрения логики развития догматических противостояний и их преодоления, как последовательную линию аргументации единой концепции богословско-философского видения. На основании обобщенного опыта различных исследований в этой области в диссертации выделяются периоды, определяемые единством догматической проблематики.  

Третий параграф «Философско-богословский синтез в контексте тринитарной и христологической проблематики» охватывает несколько этапов истории развития византийской мысли, на протяжении которых происходит теоретическая конфронтация положений христианского вероучения с некоторыми принципами греческого ментального опыта. Догматические противоречия к III-IV веку, главным образом, сосредоточились на понимании аспектов Боговоплощения в общем контексте проблемы Троичности Единого Бога, в том числе в среде богословов, тесно связанных с философской школой неоплатонизма. Представители Александрийской школы богословия,  традиционно искавшие пути примирения античной метафизики и библейской мистики в толковании Абсолюта, предлагали различные символически-философские варианты толкования событий христианского Откровения. Первые попытки соединения неоплатонизма и христианства, например, система Оригена,  были не достаточно синтетичны, так как способствовали неясности в толковании Богочеловеческих отношений, возникновению нескольких противоборствующих концепций  (в том числе учение Ария).  В связи с этим возникла потребность защитить фундаментальный смысл христианского мировоззрения («единосущность» Воплощенного Логоса и Бога-Отца как открытие перспективы реального соединения Бога и человека) в борьбе с арианством, а также обосновать учение о Боге-Троице, одновременно Едином и Троичном Первоначале. В процессе философско-богословского синтеза, совершенного мыслителями из Каппадокии, близкими по духу и образованию Александрийской школе богословия, совершено первое концептуальное объединение христианского учения с учетом эллинистического устремления к теоретизации и обобщению духовных норм.

Важным итогом догматических споров IV века является также соотнесение «Ипостасных» различий и личностного начала, как проявление нового подхода в истории философско-антропологической проблематики. На этом основании в параграфе рассматриваются предпосылки возникновения христологической полемики, следующего этапа в развитии  греческой патристики. Догматические споры вокруг характера соединения человеческой и божественной природы в Ипостаси Христа отражали противоборство двух полярных представлений о человеке: антропологического максимализма (преувеличение роли человека в Боговоплощении) и антропологического минимализма (отрицание человеческой способности к духовной самостоятельности).

В четвертом параграфе «Духовно-практическое и теоретическое развитие византийской мысли (VII-XIV вв.)» излагается дальнейшая история греческой патристики, развивающаяся в преемственности с принципиальными теоретическими, духовными и социо-культурными постулатами раннего византизма. Тринитарная и христологическая проблематика обнаружила комплекс противоречий между античной мудростью и христианством,  но открыла возможность  концептуального синтеза с использованием элементов неоплатонизма и  категорий аристотелизма. Такой синтез обнаруживается в философско-богословском учении Максима Исповедника, который вслед за Дионисием Ареопагитом максимально сближал сферы разума и веры, теории и мистики, разграничивая при этом области отрицательного и положительного Богопознания.  Ценность системы учений Максима Исповедника  в том, что он смог окончательно разрешить христологический спор о совмещении «природ» и «воль» в личности Христа, отразив всю  полноту восточно-христианского представления о сущности человеческой природы, а также роли Богочеловеческого начала в общей концепции универсума.

Содержание параграфа отражает  последовательное возникновение новых полемических областей в богословии и их развитие:  период иконоборческого кризиса и обоснование идеи Образа в творчестве И. Дамаскина (VIII в); проблема «Filioque» и разделение Церквей (IX); соотношение рационального и мистического Богопознания (X-XII); столкновение «монахов» и «гуманистов» (XI-XV). Вершиной поздневизантийского философского творчества  является учение Григория Паламы, выполнившего задачу, актуальную для духовной жизни XIV-XV веков: обоснование духовного движения исихазма в процессе противостояния мистического богословия Восточной Церкви и латинского интеллектуализма. Григорий Палама продолжает традицию трансцендентно-имманентного представления о Божественной реальности, заложенную Отцами-каппадокийцами, акцентируя внимание на аспектах имманентной связи Бога и мира (разграничение «ипостаси» и «энергии»), а также систематизирует и  углубляет антропологические интуиции греческой патристики, проблематику человеческого творчества, значение христианского  просвещения и культуры.   

Вторая глава – «Концептуальная преемственность в становлении восточно-христианской мысли» выявляет общую парадигму восточно-христианской мысли, формирующуюся в преемственном единстве антропологических, этико-эстетических, гносеологических взглядов. В параграфе «Антропологическая и эстетическая значимость греческой патристики» рассматривается взаимосвязь формирования антропологических идеалов и доминирование характерных эстетических установок, что говорит о наличии единой траектории развития всего комплекса философских воззрений в Византии. Характерной чертой человеческой природы в учениях греческих христианских авторов является неразрывность духовно-душевно-телесного начала, объединенных общей целью человеческого существования,  подразумевающей соединение с Богом или «обожение» («theosis»). Данная концепция противопоставлялась идеалистическим моделям человека, основанным на непреодолимом дуализме души и тела человека, уничижающем значение плотского начала. При этом, в византийской эстетике и антропологии используется платоническая дихотомия «духовное-материальное» (с акцентом на последствия грехопадения) и трихотомическая концепция  (дух-душа-тело). В качестве одного из подходов к решению антропологической проблематики  выступает учение «об образе», которое выражает возможность символического соотнесения человека и Абсолюта, является основным структурным принципом, объединяющим Божественную и человеческую реальность, играет познавательную функцию в системе византийской экзегетики (Климент Александрийский, Ориген, Ареопагит, Максим Исповедник, Григорий Палама). Нравственная и эстетическая позиция византийцев заключалась в отождествлении понятий «прекрасного» и «истинного», «красоты» и «блага», при этом земная красота несет символическую информацию об Абсолютной красоте, а «материя воспринимается как важный носитель духовного начала в сотворенном мире».[2]

Другой критерий соотнесенности Первообраза и человека – идея личного начала, благодаря которому человек причастен Божественному бытию (на уровне Ипостаси). Нравственный смысл византийской антропологии заключается в необычайно высоком для средневекового историко-философского контекста значении человеческой личности, в обосновании нравственной свободы в качестве необходимого элемента христианской  космологии (Максим Исповедник).  Дальнейшее развитие идеи «обожения» рассматривает человека как активного участника Божественного замысла, в силах которого соединение распавшегося духовно-материального единства мира. Антропология Григория Паламы подчеркивает идею особого предназначения человека, соединившего в своей природе  чувственное и сверх-чувственное начало, что открывает ему возможность  творчества, как пути к высшему знанию.  Данные эстетического и нравственно-практического опыта византийцев являются ключом к пониманию единой концептуальной системы, развивающейся в последовательном обосновании главного принципа, связанного с определением связи человека и высшего начала.  

В параграфе «Византийское наследие как объект концептуального анализа» исследуется развитиеключевых принципов эллино-христианской ментальной структуры (в единстве конфигураций понятийного и образного мышления), начиная с момента распространения образа «Воплощенного Слова». Обоснованиевозможности имманентного проявления Божественной природы в тварном мире направлено на трансформацию античной оппозиции «духовное-материальное» иимеет философско-антропологический смысл, выразившийся в утверждении онтологического преображения («обожения»), как цели человеческого существования.  В этом направлении строится дальнейшее развитие теоретического обоснования христианства на Востоке, как создание единой концептуальной системы, позволяющей «разрешить противоречие между трансцендентным и имманентным, непознаваемостью и познаваемостью Божества».[3] Данный принцип устанавливает баланс между противоположными античными парадигмами: дуализмом и монизмом, так как обе позиции не совпадают с нравственными аксиомами христианства. Дуализм разрывает реальные связи с высшим началом, а монизм растворяет личное начало во всепоглощающем Единстве (в интерпретации пантеизма сущностное слияние мира и Бога также не предусматривают полноту личного бытия).

Византийские мыслители, используя категории античной философии, обосновали трансцендентно-имманентные качества Абсолюта на основании разграничения между понятиями  «Сущности» и «Ипостаси», выразили формулу восприятия человеком Божественного начала как антиномию «доступности-недоступности». Система антиномичных положений, утверждающая истинность противоположенных категорий в описании высшей реальности, полагается в качестве одного из главных подходов к построению новой системы философского видения. На этом основании строятся основополагающие концепты восточно-христианской мысли: «Слово во плоти», «Триединство», «неслитность-нераздельность», «единство-множественность» и т.д.  На основании совмещения антиномичного, образно-символического и апофатического мышления получает обоснование теория «иконописного образа», которая имеет особое значение для последующего восприятия и усвоения русской философской традицией некоторых ключевых принципов греко-христианского мышления.

Неразрывная связь между теоретическим и нравственно-практическим смыслом знания в творчестве византийских мыслителей отражает онтологический характер движения к высшей истине, превышающий интеллектуальное умозрение. Мистическое соединение с Абсолютом в контексте апофатической концепции «познаваемости непознаваемого»  происходит на уровне конкретного человеческого бытия (существования), экзистенционального начала. Это линия имеет теоретическое обобщение в поздневизантийской патристике, завершает концептуальное становление восточного христианства положениями об «энергийном» характере соотношения Бога и человека. Экзистенцальные аспекты духовногознания отражают Ипостасный, конкретно-личностный  характер связи человека с трансцендентной реальностью.   

Задача третьего параграфа «Особенности формирования философско-антропологических традиций в восточной и западной  патристике»- продемонстрировать особенности византийской мысли в сравнении с логикой формирования схоластического мышления, как принципиально различных философских подходов. Интеллектуальная самостоятельность на Западе возникает в приверженности к богословскому «эссенциализму», как попытка дедуктивного умозаключения о характере Божественного бытия на основании понятий «еsse» - «essentia». В ракурсе сущностного подхода, который отражает традиции античного интеллектуального идеализма, Божественная и человеческая природа вовлечены в поле действия рационального закона, что ограничивает христианскую идею о приоритете личностно-волевого начала в Боге, как Первоначала, творящего на основании абсолютной свободы. Такие воззрения обращают Божественное начало в теоретическую конструкцию, внутренне присущую мышлению и одновременно трансцендентную ему. Принципы, превращающие латинскую патристику в схоластическую науку, появляются одновременно с приверженностью к формально-логическим приемам в аргументации.  

Восточно-христианская мысль развивается на основании «экзистенциального» подхода,  ограничивающего значение рационального начала в толковании истины, но открывающего возможность личного соприкосновения с трансцендентной реальностью на уровне Ипостаси (существования). Означенные расхождения сыграли существенную роль в толковании учения о св. Троице, послужили основой будущих догматических разногласий, в которых западноевропейская схоластика заняла позицию умаления ипостасных различий по отношению к Единству. Стремление к введению мира идей во внутреннее бытие Бога сказалось на характерной схоластической проблематике «универсалий», абсолютно чуждой восточно-христианскому философско-богословскому дискурсу. Интеллектуальное могущество человека, подразумеваемое латинской схоластикой, совмещалось с представлениями о недостаточности личной воли в вопросе спасения, нуждающейся во внешнем источнике благодати для преодоления греховности человеческой природы.  Богословская проблематика, на основании которой произошел окончательный церковный раскол, есть закономерное продолжение изначальных концептуальных, духовных и мировоззренческих  противоречий, противоположных ракурсов  истины, в том числе различных  путей развития общего античного наследия.

Четвертый параграф «Историко-философская интерпретация византийских идей в контексте различия социо-культурных ценностей» дает представление о различии социо-культурных идеалов Запада и Востока, распространяющихся одновременно с расхождениями в латинской и греческой богословской традиции. В то время как на Востоке ценился личный опыт духовного знания, схоластика мало доверяла человеческой интуиции в вопросах Божественной истины, в связи с этим в латинском христианстве формировалась абсолютизация церковных институтов, осуществляющих  посредство между человеком и высшей истиной. Убежденность в ничтожности земной человеческой жизни формировала достаточно жесткую систему социальных идеалов. Важной чертой религиозного сознания средневекового Запада была идея чистилища, усугубляющая идею всеобщей виновности, не свойственная восточно-христианской концепции Богочеловеческих отношений.

Философско-богословские противоречия между Западом и Востоком зародились в рамках различий в языковых структурах и ракурсах восприятия действительности, но с течением времени приобрели форму социо-культурного противостояния.После того, как Византийская империя закончила свое политическое существование, некоторые аспекты  восточного христианства получили распространение на Западе в связи с эмиграцией греческой интеллектуальной и духовной элиты. Во многом это отразилось на формировании гуманистического идеалаэпохи Возрождения, но, впитывая новые антропологические тенденции (высокое предназначение человека, его роль и место в картине бытия, идея личности), европейцы связывали их  настрой с античными веяниями. Позиция европейской науки отличалась крайней непоследовательностью в изучении восточно-христианского наследия, долгое время формировала негативное отношение к приоритетам религиозного и государственного сознания Византии, в том числе к русскому контексту развития идей византизма (как империализму, тоталитаризму).

Третья глава «Идеи византизма в качестве источника развития русского логоса» обращена к изучению византийского влияния в сфере формирования направлений философского развития в России. Единство византийского интеллектуального и религиозно-нравственного наследия, рассмотренное ранее в качестве общей концептуальной системы,  помогает установить связь между основными элементами русского философского сознания и принципами  греческой патристики, а также обозначить собственные приоритеты в развитии русской идеи. Первый параграф «Византийское влияние и формирование идеалов мировосприятия в Древней Руси» рассматривает процесс формирования системы философско-мировоззренческих идеалов в Древней Руси. Безусловная ориентация древнерусской культуры на византийскую цивилизацию являлась сильным импульсом к развитию русского логоса,  но не все многообразие философско-богословского теоретического наследия Византии было востребовано и осмысленно одновременно.  В первую очередь византийское влияние отразилось на формировании национального самосознания, объединившего духовную истину с проблемой государственного единства.  Значимой в данном контексте становится идея «христианского универсализма», имеющая основание в государственно-политических идеях византийцев. Проблематика «священного царства» способствует  осознанию взаимосвязи политического и духовного единства, развивая постоянно актуальную в России тему отношений Государства и Церкви.

Особенности зарождения русского просвещения указывают на важный источник будущего развития культуры: отождествление веры и знания  образно связали образованность с духовным ростом, интерес к религиозной истине формировался в нравственно-практическом аспекте. Теоретическая сторона греческой патристики долгое время оставалась за рамками русского просвещения, литературно-богословская традиция развивалась в сторону повествовательного жанра, обращенного к эмоционально-образному восприятию. Несмотря на это, философское измерение эллинизма имело собственный характер развития в Древней Руси: проявилось как тяготение к платоническому умозрению в преломлении восточно-христианского символизма, а также как идеал сократической нравственной мудрости, обоснованный в византийском богословии как единство теории и практики духовного знания. Факт эстетически-эмоционального расположения Древней Руси к византийскому христианству указывает на созвучность древнерусских ценностных критериев общему содержанию философско-богословской системы византийцев. Наибольшее значение в древнерусском религиозном творчестве получило тяготение к «мистическому символизму», что совпадает с одним из структурных принципов восточно-христианского мышления, включающего символически-образное толкование высшей истины. В параграфе рассматриваются различные аспекты сходства принципов восточно-христианской метафизики и тенденций развития древнерусского художественно-эстетического сознания: феномен русской иконописи, литературные и богослужебные традиции. Специфика русского религиозно-философского мировоззрения проявляется в усилении историософской составляющей византийских учений, как акцентна воплощение   нравственно-практических идеалов в социальной жизни. В истории формирования русского  мировоззрения тенденция к сближению с византийским наследием (как интуитивное тождество подходов в области этики, эстетики, онтологии, гносеологии) пересекаются с элементами собственной исторической и идеологической интерпретации; сложный путь развития византийских идей в русской культуре становится главным объектом философской полемики в России начала XIX века.   

Второй параграф «Наследие восточно-христианской мысли как путь к новому философскому знанию» раскрывает особенности первого этапа обращения к византийскому наследию с точки зрения его историко-философского значения. Столкновение  противоположных тенденций в оценке приоритетов исторического развития России (ориентация на идеалы византийского или западного просвещения) в самом начале XIX века проявилось в оппозиции  западничества-славянофильства.  С точки зрения славянофилов, характерная черта русского религиозного сознания, утверждающего соборность истины, отражает основу восточно-христианского духовного опыта в его противопоставлении с индивидуалистическими идеалами западной культуры. Особенности представлений о человеке, нравственности, мышлении в России выявляют  сходство с философско-антропологической парадигмой греческого христианства,  поэтому в  своем интеллектуальном развитии Россия должна разрабатывать эти принципы, как собственные приоритеты умственного развития.  И.В. Киреевский полагал, что стремление западноевропейской философии к «отвлеченному знанию» восходит к идеалам схоластической науки, увлеченной формально-логическими приемами в процессе  достижения истины. Этому подходу он противопоставляет восточно-христианскую концепцию миропонимания, что выражается в учении о «цельном знании», впоследствии ставшем характерным направлением  русской мысли. Тема различения «внутреннего» и «внешнего»  человека,  подразумевающая поиск и обретение целостности, также находится в связи с восточно-христианской антропологией. В творчестве Киреевского выделены аналогии между гносеологическими идеалами греческой патристики и   проблематикой смысла человеческого знания в русской мысли, а также намечены перспективы будущего философского развития. Стремление  к синтезу восточно-христианской мудрости с вершинами рациональной мысли Запада, проявившееся в творчестве славянофилов, является  качественно новым этапом духовного и интеллектуального развития в России, так как русская философия заявляет о возможности теоретически выразить собственное мировосприятие и обозначить его источники.

В третьем параграфе «Идея соборности и метафизика всеединства» прослеживается история развития концептуального содержания сюжетов «соборности» и «всеединства» в русской философии в качестве инвариантов развития классической антитезы «единство-множественность». Тема  «соборности» обретает свое философское звучание в творчестве Хомякова, который сосредоточил внимание на качествах духовного единства, главной дефиницией которого является свобода. Тема противоборства категорий «единство–свобода» в сфере реализации человеческого единения (как духовного, так и социально-практического) в России тесно переплетается с проблематикой «всеединства», так как вбирает в себя интеллектуальный и исторический опыт, выходящий за рамки византийских учений. Наиболее важный аспект изучения данной проблематики – противостояние  неоплатонического толкования «всеединства» и греко-христианской метафизики, так как русская философия, частично продолжившая традиции западноевропейского идеализма, сталкивается в своем внутреннем развитии со сходными противоречиями.  Особенно ярко эта тема проявилась в развитии «метафизики всеединства», в творчестве В.С. Соловьева, С. Н. и Е. Н. Трубецких, Л.П. Карсавина, С.Л. Франка, С.Н. Булгакова, П.А. Флоренского.

Неоплатоническое толкование идеи «все во всем» предполагает пантеистическую связанность всех уровней бытия; данному принципу противостоит  христианская метафизика, принципиально разделяющая Божественное единство и множественность реальности. Можно уточнить: в самой античной философии проблема всеединства имеет два полюса тяготения – разделить умопостигаемое единство и вещественное множество как принципиально несхожее (Платон), объединить два плана бытия в единстве вечного универсального принципа (неоплатонизм). Именно эта неоплатоническая концепция постоянно вступала  в конфронтацию с христианскими идеями, так как связанность умопостигаемого источника мира и процесса его развертывания не оставляет места свободе Абсолюта. В данном параграфе анализируются аспекты учения В.С. Соловьева, рассматривающего единство, как категорию причастности Личности  к Абсолюту,  где отдельный человек лишь абстракция по отношению к духовной сущности  человечества (Богочеловеческое единство), при этом принцип всеединства обеспечивает возможность достижения Абсолютной истины на основании причастности всего сущего к умопостигаемому Единству мира. Процесс обособления множественности материального мира в концепции Соловьева является необходимым этапом в становлении Абсолюта, в соответствии с такой перспективой возвеличивается момент возникновения Души мира (Софии), как посредницы между божественной и тварной реальностью. Если учитывать, что момент возникновения эмпирической множественности вводится в само существование идеального Единства, то уже в Абсолюте кроется начало трагической для человека раздробленности идеального космоса (разрыв Богочеловеческого единства). Таким образом, возникает аллюзия неоплатонической этики, усматривающей несовершенство мира в самом Абсолюте. Антропологическая позиция Соловьева, как и многих его последователей, тяготеет к идее абсолютизации всечеловеческой Личности (как «становящегося Абсолюта»).  Проводя аналогии с канонами восточно-христианской мысли, следует обратить внимание на тот факт, что ответственность за несовершенство мира не может быть возложена на Бога, а возможность достижения человеком «обожения» не подразумевает полного отождествления с Абсолютом. Именно в этой сфере сосредоточены источники будущей полемики течений метафизики всеединства и софиологии  с представителями русской неопатристики. 

В параграфе «Византизм как качество русской национальной идентичности» исследуетсясфера взаимодействия византийского наследия и государственно-политического сознания в России, актуальность которой проявилась в творчестве К. Н. Леонтьева.  В своей работе «Византизм и славянство» он пытается совместить различные уровни влияния византийской культуры на формирование русского самосознания, включая духовные, социальные и художественно-эстетические идеалы. Его интерпретация византийской этико-эстетической парадигмы (в максимально аскетическом ключе) получила в русской философии неоднозначную оценку. В параграфе также рассматривается полемика, связанная с отождествлением христианской истины и государственно-политической идеологии. В соответствии с историософской концепцией К. Леонтьева, сохранение русской культуры возможно только на пути преодоления влияния европейского «либерально-эгалитарного прогресса» с помощью культивирования византийских начал, византийского духа в идеологии «ново-восточной государственности»[4].  В этом контексте происходило преломление идей византизма в среде евразийцев, также убежденных в духовном противостоянии Европы-России, геополитически выраженном оппозицией Европа-Евразия. Обращаясь к теме христианского персонализма, евразийцы выдвигают  положение о «симфонической личности» национального сообщества. Толкуя «соборность», как одно из существенных понятий Церкви и как то, что обеспечивает конкретное культурно-историческое единство, евразийцы встают на путь смешения духовного единения с государственным строительством (Государство как становящаяся Церковь). Эти и многие другие положения «евразийства» стали поводом к размышлениям известных русских философов о противоречиях на пути превращения духовных заветов византизма в государственную идеологию. Характерной чертой евразийской идеи является введение географических,  климатических и этнических факторов в процесс формирования идеологической основы русско-евразийского единства. Действие «туранского элемента» в  исторической судьбе России у Н. Трубецкого становится качеством, определяющим не только культурно-бытовые предпочтения, но и духовную основу сознания.  Такое направление мысли, называемое Г. Флоровским «евразийским соблазном», дает возможность интерпретации абсолютной истины в ракурсе различных «месторазвитий», что не укладывается в систему восточно-христианского мировоззрения.

Пятый параграф «Неопатристика и аксиологический  смысл философских учений начала XX века в России» концентрирует внимание на русском религиозно-философском поиске первых десятилетий XX века, характерной чертой которого являлось стремление к синкретическому объединению различных духовных парадигм. В противовес этому направлению в среде русского зарубежья возникает течение мысли, именуемое «неопатристикой», обращенное к изучению теоретических основ восточно-христианского наследия. Представители «неопатристики» выявляли ряд существенных противоречий в процессе совмещения западноевропейской мысли и православного сознания, тем не менее,  многие положения русских теоретиков «метафизики всеединства» созвучны гносеологической парадигме восточного христианства, что делает особенно актуальным детальное изучение их творчества. Данная проблематика представлена в параграфе на основании исследования аксиологического смысла учений Л. Карсавина, С. Франка, П. Флоренского, С. Булгакова.   

Принадлежность человеческого разума к единству в сфере идеального мира дает возможность рационального постижения Абсолюта, позиция всеединства в этом вопросе смыкается с гносеологической перспективой западного идеализма.  Византийская патристика, провозглашая связь между человеческим духом и Абсолютом, устанавливала апофатический характер отношений мира и Бога, т.е. Абсолютное не входит в единство с множественностью универсума.  Однако уже в творчестве С. Франка можно увидеть стремление к ограничению идеи всеобъемлющего единения в духе характерного византийского баланса между идеализмом и онтологизмом в области познания.  Система С.Л. Франка разрушает традиционные схемы всеединства, так как его онтологическая гносеология выводит Абсолютное единство за пределы идеальной сферы, наделяя «металогическим» значением, и впоследствии утверждается как «Непостижимое».[5] Металогическое единство является источником и основой эмпирической действительности, но не отождествляется с ней, и, таким образом, противостоит детерминизму бытия в качестве волевого, личностного начала, что созвучно византийскому философско-антропологическому идеалу. В рамках всеединства, тяготеющего к идеалистическому монизму, трудно объяснить онтологические причины зла, и Франк, утверждая реальность этического дуализма, называет свою систему  «монодуализмом». В этом пункте он касается существенный черты византийской философии, утверждающей  антиномичный характер истины.

Самый известный полемический сюжет в русском религиозно-философском движении – спор о Софии - связан с желанием обосновать цельность эмпирического мира в контексте причастности к своему сверх-бытийному источнику. Идея одухотворения материального мира – существенная черта философского мировоззрения С. Булгакова, на этом пути обосновывается значительная степень независимости космоса, обладающего собственными творческими потенциями, которые концентрируются в образе Премудрости Божьей, а впоследствии переходят в состав Божественной реальности. Таким образом, возникает главная этическая проблема, характерная для всеединства - на каком этапе возникает метафизическое зло и что само по себе оно представляет, если тварное начало, олицетворенное Софией, является частью Абсолюта.  С точки зрения антропологического смысла, идея всецелого тварного начала расходится с идеей христианского персонализма, так как умаляет значение конкретной личности, именно этот пункт В. Лосский считал наиболее спорным в идентичности софиологии канонам святоотеческой мысли.  Единство, с точки зрения В. Лосского, возможно только на уровне природы, многообразие и свобода – на уровне Ипостаси (личного начала), таким образом, он трактует византийский идеал «соборного единства», как антиномию «единства во множестве». Но в этой связи, надо отметить, что ядро христологической проблематики, сложнейшего корпуса теоретических построений в Византии, является открытым для рационального толкования, так как невозможно утверждать, что категория «ипостаси» абсолютно не пересекается с категорией «единства». Таким образом, византийская мысль дает возможность углубления в проблематику понятийного соотношения «единства», «множества», «природы», «личности», представляя новые перспективы решения одной из ключевых тем философского поиска в России.

В Заключении диссертации подводятся итоги выполненного исследования, намечаются перспективы дальнейшей разработки темы.

Интерес к проблеме философской антиномии в начале XXвека обусловлен не только обращением к восточно-христианскому наследию, но и всплеском «неокантианской полемики», поэтому существенным направлением исследования идей византизма является соотношение данных гносеологических позиций. «Антиномизм» греческой патристики в сравнении с гносеологией неокантианства имеет более фундаментальный характер, превышающий стремление к диалектическому преодолению антиномий рассудка в единстве абсолютного знания. Утверждение одновременной истинности противостоящих с точки зрения логики суждений, как способ отражения трансцендентной, металогической  реальности в человеческом сознании, имеет интересные гносеологические  перспективы, так как антиномичный подход к области описания Абсолюта пересекается с некоторыми концепциями современной науки, сталкивающейся с   бесконечными величинами.

Перспективным направлением развития русской философии является антропологическая парадигма, направленная на расширение границ человеческого восприятия действительности в контексте экзистенциональной, личностной причастности к Абсолюту.  Оппозиция essentia-existentia - характерная сфера  противостояния латинской и греческой патристики - позволяет по-новому взглянуть на мотив «экзистенциальности» и «онтологичности»  русского мышления. Идея цельного знания, объединявшая многие философские течения в России, в соответствии с традициями восточно-христианской мысли направлена на устранение разрыва между двумя горизонтами человеческого бытия: интеллектуального и нравственно-практического.

Значимой темой, проявляющей собственные качества русского логоса в сравнении с идеями византизма, является углубление антитезы единства-множества в контексте проблематики «соборности». Многообразие интерпретаций концепта «соборности» в России раскрывает полярные принципы социо-культурного идеала:  «абсолютного индивидуализма и абсолютного коллективизма»[6], что в философском ракурсе находит выражение в конфронтации тезисов персонализма и всеединства. В этой связи особенно актуальной является модель теоретического баланса, достигнутого в греческой патристике, удерживающего антиномичные положения истины в рамках единой философско-этической системы. 

Особенности русского восприятия истины (напряженность социально-нравственной и душевно-эмоциональной проблематики, этический максимализм) многократно усиливают аспекты византийского государственно-политического наследия, в том числе идею имперского универсализма. Перспективность этого направления для русской культуры в том, что «универсализм» может развиваться не только как политическая идея, а как критерий истины, имеющей всеобщий характер. Такое мировосприятие предполагает миссионерский характер культуры, устремленной к просветительской деятельности, основанной на вере в существование общечеловеческого нравственного идеала, что является одним из стержней русской идеи.

Основные положения диссертации представлены в следующих публикациях автора:

Публикации в изданиях из перечня рецензируемых научных журналов.

$11.     Котина С.В. Византизм как качество русского национально-государственного сознания // Философия права. -  2013. - № 1. - С. 129-132. (0,4 п.л.).

$12.     Котина С.В. Преображенская К.В. Русская идея: антитеза единства и множественности в концепциях соборности и всеединства // Вестник Ленинградского государственного университета имени А.С. Пушкина. – 2013. - № 3. -  с. 50-59. (0,6 п.л.).

$13.     Котина С.В. Преображенская К.В. Идеал духовного единства как имманентный принцип государственной идеологии: исторические формы обоснования российской социальной практики // Вестник Ленинградского государственного университета имени А.С. Пушкина. – 2014. - № 1. Т. 2 (15.06) -  с. 202-212. (0,7 п.л.).

В других изданиях.

1. Котина С.В. Глобализм и будущее национальных идей// Социальное   пространство России в контексте глобализации: материалы Международной конференции «Социализация личности в глобальном мире». – СПб.: Изд-во Политех. ун-та,  2009. - С. 552-555. (0,4 п.л.).

2. Котина С.В. Антропологические аспекты развития русской идеи//Материалы Второго Общественно-педагогического форума "Просвещение в России:   традиции и вызовы нового   времени".  - СПб.: изд-во СПбГУ, 2009. - С.74-83 (0,3 п.л.).

3. Котина С.В. Кризис национального мышления в современной западной культуре и его последствия// Материалы XIX международной конференции «Ребенок в современном мире. Дети и Родина». - СПб.: Изд-во РГПУ им. А.И. Герцена,  2012. Т. 2. -  С. 225-230. (0,4 п.л.)

4. Котина С.В. Византизм и Евразийство. Интерпретация понятий в современной российской культуре и философии// Материалы Международного научного конгресса к 100-летию Л.Н. Гумилева. - СПб.: Изд-во РГПУ им. А.И. Герцена, 2012. -  С. 110-122. (0,8 п.л.)



[1] Флоровский Г.В. Пути русского богословия. – М.: Институт русской цивилизации, 2009. – С. 13

[2] Бычков В.В. Малая история византийской эстетики. -  Киев: Путь к истине, 1991. - С. 65

[3] Аверинцев С.С. Наша философия// София-Логос. Словарь. -  Киев: Дух i Лiтера, 2001. - С. 261

[4] Леонтьев К.Н. Византизм и славянство: сборник статей. -   М.: АСТ, 2007. – С.  110

[5] Франк Л. С. Непостижимое: онтологическое введение в философию религии. – М.: АСТ, 2007

[6] Струве Н. А. Православие и культура. – М.: Русский путь, 2000. - С.181