20 октября 2016 г.

14-30 — 19-00

Институт философии СПбГУ

(Менделеевская лин., 5, ауд. 108)

Круглый стол

1. MadeinItaly: культурное отчуждение или коллективная память?

 ((Руководители круглого стола – Тициана Андина (Туринский университет, Италия) и Жанна Викторовна Николаева (Институт Философии СПбГУ, Россия))

 

 

 

В междисциплинарном круглом столе примут участие итальянские, российские и иностранные ученые, аспиранты и студенты, чтобы обсудить академические темы таких культурных и философских явлений как итальянские паттерны, идентичность и отчуждение на примере «MadeinItaly» уже известного в мире как феномен научного осмысления, как университетское образовательное направление и, конечно, как значительное выражение итальянской коллективной памяти.

В круглом столе примут участие: Проф.Тициана Андина(Университет Турина) и Д-рРедента Маффеттоне(Директор Итальянского Института Культуры в Санкт-Петербурге) с приветственными словами и предварительными замечаниями по теме обсуждения, преподаватели СПбГУ и другие докладчики, которые представят свои идеи о современном состоянии и истории феномена, его актуализации и ре-актуализации, о роли моды и дизайна в прозрачности культурных границ и посттравматическом обновлении.Ж. В. НиколаеваиК. Очеретянный(СПбГУ) попытаются осмыслить моду на Италию, как явление, которое обеспечило преодоление культурного отчуждения;Е. Г. Соколовпредставит итальянские Дары Постмодерну; д-рЛейла Тавииз Университета Рим-3 представит интересный итальянский культурный старт-ап, а именно “fashionfortheatre”;А. Троицкая(СПбГУ) обратится к теме Идеалов итальянского Возрождения, рассматривая их глазами художника-эмигранта.А. В. Смирнов(СПбГУ) подготовил выступление о влиянии итальянского дизайна на культуру потребления в СССР в 1960-1970 – е годы, тему, связанную и с исследованиемЛенки Налдонёвойиз Университета Остравы (Чехия) о Джанни Родари и детской креативности в Советском Союзе. «MadeinItaly» уже является академической дисциплиной, о чем нам расскажет один из основателей одноименной магистерской программы в УниверситетеLIUC(Италия)Фабио Папа.

 

 

Тициана Андина (Туринский университет, Италия)

Вступительный доклад

 

Жанна Викторовна Николаева (Институт Философии СПбГУ, Россия),

Константин Алексеевич Очеретянный (Санкт-Петербургский государственный архитектурно-строительный университет, Россия)

Мода на Италию: преодоление культурного отчуждения

 

Анна Алексеевна Троицкая (Институт Философии СПбГУ, Россия)

Идеалы итальянского ренессанса глазами художника-эмигранта. Творчество хорвата и итальянца Джулио Кловио

 

Евгений Георгиевич Соколов (Институт Философии СПбГУ, Россия)

Постмодерн: итальянские дары

 

Лейла Тави (Университет Рим-3, Италия)

Мода для театра: Первый start-up, соединяющий высокую итальянскую моду и международную сцену

 

Алексей Викторович Смирнов (Институт Философии СПбГУ, Россия)

Влияние итальянского дизайна на советскую потребительскую культуру 1960-1970-х гг.

 

Ленка Налдонёва (Университет Остравы, Чехия)

Джанни Родари и детская креативность в Советском Союзе

 

Фабио Папа (УниверситетLIUC, Италия))

“MadeinItaly” в итальянских университетах

 

 

 

 

 

Доклад

„Еврейские писатели в Германии эпохи национал-социализма — забытая глава в историях немецкоязычных литератур“

понедельник, 24 октября 2016 г. в 17.30

Филологический факультет СПбГУ, по адресу: Университетская наб., 11, ауд. 190

 

Докладчик - Профессор Керстин Шоор,

Зав. Кафедрой им. Акселя Шпрингера по изучению немецко-еврейской литературной и культурной истории, изгнания и миграции (Европейский университет Виадрина, Франкфурт-на-Одере), директор Центра Еврейских исследований в Берлине/Бранденбурге

 

Берлин как центр культуры и литературы периода Веймарской республики и, впоследствии, столица национал-социалистического государства, становится после 1933 г. важнейшим центром «еврейской» культуры в Германии. В берлинском ареале в период с 1933 по 1945 гг. проживают около 1000 писателей, ученых, художников и интеллектуалов, в том или ином смысле принимавших участие в литературной жизни немецких евреев. Достаточно назвать такие имена, как Гертруд Кольмар или Франц Хессель, Эрнст Бласс, Людвиг Майднер или Лео Хирш, Маша Калеко, Курт Пинтус, Артур Элёссер, Карл Эшер, Мета Самсон, Хильде Маркс, Арно Надель, Герберт Фриденталь, (Фрееден) или Макс Замтер, - этот ряд представительствует за многих других,  тех, кто не мог или не хотел, по крайней мере в начале, эмигрировать из Германии.

Керстин Шоор концентрируется в своем докладе на вопросе, каким образом коллективный опыт несостоявшейся эмансипации и растущей опасности извне проявляется в литературных текстах обозначенного периода. Кроме того, в центре внимания докладчицы оказывается вопрос о том, в какой мере культурно-политические и эстетические проявления писателей и интеллектуалов еврейского происхождения в период ускоренного национал-социалистического «гляйхшальтунг» немецкой культурной жизни могут быть интерпретированы как выражение духовного противостояния, которое, как возможно предположить, в отдельных случаях способно было выходить за пределы только воли к самореализации (в смысле прироста индивидуальной внутренней воли перед лицом внешних репрессий и угрозы физического уничтожения) и которое   манифестировалось также в отказе следовать принципу изоляции, навязываемому национал-социалистической культурной политикой, т. е. установке на изъятие самих себя из культурных взаимосвязей на европейском и мировом уровне и, тем самым — из     вековой духовной гуманистической традиции.

 

Доклад на немецком языке

 

 

 

 

 

 

АННОТАЦИИ

ДОКЛАДОВ

Сергей Александрович Троицкий(Институт Философии СПбГУ, Россия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Зоны культурного отчуждения и построение топографической иерархии

В докладе рассматривается связь между формированием коллективным телом и коллективной приобщенностью к утрате (негативной – травме и позитивной – жертве). Формирование коллективного тела приводит к формированию пределов, которые могут приобретать характер государственных границ, а также границ социальных общностей. Вместе с тем, социальные общности выстраиваются в соответствии с представлением о распределении полномочий, представлении о необходимости центра и маргиналиях или о об отсутствии таковой необходимости.

 

Тициана Андина (Туринский университет, Италия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Государствоитрансгенерационныедействия

Одной из наиболее интригующих проблем современной социальной онтологии является проблема природы Государства. Является ли оно всего лишь искусственным понятием, измысленным людьми, чтобы организовать и упорядочить свою общественную жизнь, или, напротив, это подлинная сущность, для которой учёные должны найти место в своей социальной онтологии?

Вопрос этот интересен с точки зрения онтологии, поскольку представляется, что государство сложно свести к какой-либо материальной данности. Геополитика включает множество примеров государств, географические границы которых на протяжении истории менялись. Следовательно, государство нельзя свести к геополитическим границам, ибо оно существует - или может продолжать существовать - даже если эти границы изменились по сравнению с его изначальными пределами. То же самое можно сказать о людях, создающих государство и легитимирующих его существование - что бы это ни означало: на деле, государству свойственна необычайная долговечность. Следовательно, государство нельзя отождествлять с его основателями. В таком случае естественно будет задаться фундаментальным вопросом: Что же такое государство?

 

Наталья Андреевна Артеменко (Институт Философии СПбГУ, Россия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Каталептическое сознание / Пост-травматический субъект

Теодор Адорно в своей в последней части «Негативной диалектики» («После Освенцима») спрашивает нас, как возможна поэзия после Освенцима и отвечает, что «…неверно, неправильно, что после Освенцима поэзия уже невозможна. Правильно, наверное, будет задаться менее “культурным” вопросом о том, а можно ли после Освенцима жить дальше…» Однако, что значит это время-после, время-дальше? Как можноговорить о времени-после? Кажется, этот режим времени не вписывается ни в какую структуру: это ни один из хронологических отрезков времени – ни прошлое, ни будущее, ни настоящее; это ни один их экстатических набросков времени – в нем нет забегания вперед, наброска из будущего, заброшенности в прошлое. Но в нем есть застывшесть. Время-безвременья. Пост-катастрофическое время. Время, которое буквально останавливает все другие времена. Пост-катастрофический ландшафт опустошен и возвращен нашему взгляду в его не-уютности. Автономия Я-субъекта оказывается под угрозой. Это глубинное переживание катастрофического события, чудовищность и невероятность случившегося подготавливает переход к каталептическому сознанию, практикующему забвение и формирующему определенного субъекта – этот субъект будет продуктом бегства из невыносимой ситуации перманентного распада мира, его невозможности собрать, отсутствия точки сборки и основания для сборки. Но это более не Великий Трансцендентальный Наблюдатель – независимый и нейтральный. Напротив, сама травма мыслит субъекта. Нейтральный наблюдатель не может попасть внутрь травмы, внутрь пустоты, составляющий отныне суть этого модуса времени – времени-пост. Это время невозможности принять решение-жить-после. С потерей теологической веры в целость мира разрозненные страницы книг уже не связываются в единый текст истины, а сама «потеря» воспринимается как «характерная черта современности». Темой литературы (параллельно с философией и немного опережая ее) становится тема неспособности писать – так уже у Малларме. Предметом размышлений – предел собственной мысли. Мысль наталкивается на что-то, что является ее собственным пределом – пределом самой мысли, мыслящей то, что невозможно мыслить. Литература размыкает в интервалах своего языка те пустоты, из которых современная философия пишет свои мужественные эпитафии, оправдывая существование человека-Субъекта, навсегда оставленного богами…. Забытое – незабываемое: вот формула времени-после. Незабываемое – не забывается, потому как забывается только пережитое. Невозможность забвения и сильнейшее травмирующее действие непережитого: память ноет, требует анестезии, ослабления боли, отодвигая травмирующий опыт все дальше, вытесняя его на задворки памяти – в область молчания. Не помнить – значит не быть ответственным, скажет Ницше. Этот пост-травматический субъект, субъект времени-после оказывается распят между постоянно длящейся болью (то, что не перестает создавать боль, остается в памяти) и силой забвения, как механизма защиты. Невозможность выбрать – вот что делает этого субъекта равным безумцу, т.е. нам с вами.

 

Александр Иосифович Бродский(Институт Философии СПбГУ, Россия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Alexander Brodsky (Institute of Philosophy, SPbSU, Russia),  Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

ЭРОС ПРЕОБРАЖЕННОГО ЛОГОСА. Логика и сексуальность в формировании зон культурного отчуждения

В докладе утверждается, что логика и сексуальность – это то, что реально соединяет людей поверх всех расовых и культурных барьеров: мы все мыслим по одним и тем же формально-логическим операциям и можем скрещиваться друг с другом, производя плодовитое потомство. Все остальное - антропологические характеристики, язык, религиозные убеждения, обычаи, нравы и т.п. – нас разделяет. Соответственно, в периоды формирования национальной самоидентификации логика и сексуальность подвергаются определенному вытеснению. Причем механизмы этого вытеснения имеют определенное сходство.

Логическая структура мышления и человеческое либидо одинаково абсолютны и безусловны. Абсолютность и безусловность логики вытекает из ее формального, автономного от содержания мысли характера: логика, как известно, не зависит ни от смысла слов, ни от объекта познания. Абсолютность и безусловность либидо вытекает из его изначальной индифферентности: как доказал еще Фрейд, детская сексуальность вначале не фиксирована на каком-либо конкретном объекте и не связана с каким-либо конкретным органом. Из психоанализа мы знаем, что формирования индивидуального сознания связано с фиксацией либидо на каком-то конкретном объекте и, соответственно, вытеснения других возможных объектов. Обратившись к истории национальных культур, мы увидим, что формирование их смыслов и категорий есть ни что иное, как процесс наполнения формальных структур мышления каким-либо конкретным содержанием или, говоря точнее, связывание переменных пропозициональных функций с какими-либо конкретными референтами и, соответственно, исключением других возможных референтов. Сексуально-психологическая фиксация объекта влечения аналогична содержательному «наполнению» формально-логических структур.

В докладе на примерах из русской истории будет показано, что периоды формирования нового образа национальной идентичности всегда сопровождались определенным преследованием логики и ужесточением контроля за формами сексуального поведения.

 

Тициана Андина (Туринский университет, Италия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Вступительный доклад

Говоря о феномене “Made in Italy”, мы имеем в виду не только бренд. Скорее, это выражение имеет огромное и с трудом поддающееся ограничению множество значений, совокупность которых отражает представление о мире и образе жизни. Среди этих значений есть несколько ключевых, связанных с особенностями, отличающими Италию от всех прочих стран мира. Это, в первую очередь, искусство (и все связанные с ним явления от моды до дизайна и, в частности, ландшафтного дизайна), культурное наследие (и его интеграция в план экономического и культурного развития) и пища (в целом, сейчас речь идёт обо всей отрасли производства продуктов питания и вина). Если мы попытаемся найти что-то, объединяющее различные сферы, относящиеся к “Made in Italy”, то, несомненно, этой общей чертой будет всегда проявлявшийся Италией вкус и стремление к богатству и полноте жизни, красоте городов и ландшафтов, великолепно выраженной в искусстве, и удовольствию, переживаемому во всей его полноте. В связи со всем сказанным, перед “Made in Italy” в настоящее время стоит две задачи: во-первых, способствовать интеграции и взаимовлиянию различных культур; во-вторых (и это не менее важно), содействовать техническому развитию и созданию жизнеспособной промышленности, способной преодолеть искушения консерватизма, часто проявляющиеся во многих сторонах жизни нашего общества.

 

Жанна Викторовна Николаева(Институт Философии СПбГУ, Россия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Константин Алексеевич Очеретянный(Санкт-Петербургский государственный архитектурно-строительный университет, Россия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Мода на Италию: преодоление культурного отчуждения

Результаты представленного исследования основываются на рефлексии, которая имеет в качестве объекта изучения явления отчуждения и ре-актуализации, связанные с историческим процессом восстановления идентификационного самоуважения. После второй мировой войны кардинальной изменился «европейский и мировой сценарий». Разрыв в идентификационном коде итальянской культуры устранялся посредством освоения информационного потенциала дискурса новых медиа. После краха идентификации как потенциальной сверхдержавы на уровне политического дискурса, страна возродилась в дискурсе медиа как сверхдержава «моды», как недосягаемый объект желания. Фактически Италия создала при внешней разнородности целей и в кратчайшие сроки такой «культурный момент» (А. Грамши), при котором итальянские паттерны вышли за пределы нации, превозмогли ее культурное отчуждение и с тех пор, более полувека, работают на ее символический капитал, конструируя новую мифологию и влияя на коллективную память. Авторы фокусируются на трех основных аспектах: роль моды на Италию в мире в процессах идентификационной ре-инклюзии, власть телесности в философии повседневности, воплощение или отчуждение традиции в социокультурном плане.

 

 

Анна Алексеевна Троицкая(Институт Философии СПбГУ, Россия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Идеалы итальянского ренессанса глазами художника-эмигранта. Творчество хорвата и итальянца Джулио Кловио

Автор роскошного иллюминированного Часослова, выполненного по заказу Алессандро Фарнезе, не-итальянец ДжулиоКловио сумел воплотить в своем творчестве основные художественные принципы, характерные для итальянской живописи Позднего Возрождения. Творческий метод этого художника, родившегося в Хорватии и воспитанного в одном из хорватских монастырей, сформировался благодаря учебе у Джулио Романо, а также самостоятельному изучению достижений Высокого Ренессанса. Восторги Вазари, прозвавшего его «малым и новым Микеланджело», не случайны. Переняв манеру изображения ведущих итальянских живописцев, миниатюрист Кловио тонко перевел ее на язык книжной иллюстрации, адаптировав основные принципы и идеи итальянского искусства XVI века к традициям средневековой рукописной иллюминованной книги.

 

Евгений Георгиевич Соколов(Институт Философии СПбГУ, Россия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Постмодерн: итальянские дары

Общеизвестно: постмодерн играет на «зонах отчуждения», концентрирует на них внимания и сплетает на поверхности смысла экзотически декорированную «инновацию». Не имеет принципиального значения, какая именно держава или группа выступила инициатором подобной технологии монтажа культурной наличности. Гораздо существеннее иные, в первую очередь, знаково-символические порядки. И еще важнее – тот первичный субстрат, который вводится в оборот. Прежде всего – паттерны наследования. В этом отношении Италия, не являясь формально первооткрывателем, столь же формально может почитаться привилегированной посмодернистской площадкой, естественным, а не искусственно сконструированным, образом веками демонстрируя непрерывную политекстуальность культурных комплексов.

Generally known: postmodern plays on the «areas of alienation», concentrates on them attention and interlaces on surface of sense the exotically decorated «innovation». Does not have an of principle value, which one power or group took the lead similar technology of editing of cultural cash on hand. Much more substantial other, above all things, sign-symbolic orders. And yet more important is that primary substrate which is entered in a turn. And yet more important is that primary substrate which is entered in a turn. Foremost are pattern of inheritance. In that behalf Italy, being not legalistically a discoverer, so legalistically can be honored the privileged ground, in natural way, but not artificially constructed, by appearance demonstrate continuous polytextualness of cultural complexes.

 

Лейла Тави(Университет Рим-3, Италия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Мода для театра: Первый start-up, соединяющий высокую итальянскую моду и международную сцену

В докладе представлены результаты интересного проекта, художественным руководителем которого я была. Этот проект впервые соединил идеи итальянских кутюрье с патетичностью, достижимой лишь на театральной сцене. Задуманное Джузеппе Гвидо, ведущим посвящённый моде блог, мероприятие было проведено в Витербо, в сентябре и октябре 2016 года, став одним из событий международного театрального фестиваля “Quartieri dell’Arte”. Мероприятие имело тот же формат, что и проект “Мода для искусства”, организованный летом 2015 года во Фьюдже, где в магазине Benetton были выставлены рисунки и картины итальянской художницы Лилианы Комес, предлагающей вневременное прочтение моды Benneton.

В случае же проекта “Мода для театра” итальянские и зарубежные дизайнеры, работающие в области высокой моды, различным образом взаимодействовали с театральными представлениями, проходившими в рамках фестиваля “Quartieri dell’Arte”: в некоторых случаях дизайнерские наряды появлялись на сцене, меняя ход действия и его смысл, в других голос актрисы, зачитывавшей отрывки произведений, сопровождал модные показы, театр становился декорацией для модной съёмки, или взаимодействие было более традиционным, и дизайнеры разрабатывали сценические костюмы. Для первого осуществления проекта я выбрала тему “Маска Красоты”, вдохновляясь “Масками” Бена Джонсона, поэтическая структура которых была гармонична и идеально выстраивала архитектонику произведения. Другим источником вхохновения стал феномен fashion-play, бывший результатом сложного отношения поздневикторианского и эдвардианского общества к моде. В более новой истории случаи партнёрства дизайнеров с театром нередки, чему свидетельством множество славных имён, среди которых хотелось бы упомянуть двух мастеров “Made in Italy”, Армани и Версаче.

В докладе я проанализирую не только художественные стороны проекта, но и работу над проектом, а также то, каким образом оказалось возможным получить необходимое финансирование всего лишь за два месяца до его запуска.

 

Алексей Викторович Смирнов(Институт Философии СПбГУ, Россия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Влияние итальянского дизайна на советскую потребительскую культуру 1960-1970-х гг.

В докладе анализируется влияние итальянских товаров, ставших шедеврами мирового дизайна, на потребительскую культуру в Советском Союзе. Из всего спектра зарубежных промышленных образцов, воспроизводившихся советской промышленностью в 1960 - 1970-х гг., выбраны два: автомобиль «Запорожец» ЗАЗ-965 (FIAT-500) и мотороллер «Вятка» (Vespa). Специфические условия СССР привели к тому, что данные товары заняли принципиально иную потребительскую нишу и оказали особое влияние на развитие автомобилизации страны, реализовав творческий потенциал итальянских дизайнеров применительно к новой предметной среде. Проведен анализ культурной роли данных продуктов в условиях советской системы производства, распределения и потребления. Эта роль в значительной степени обусловлена гендерными стереотипами использования авто и мототранспорта, характерными для советской культуры. Выявлены причины различного отношения советских потребителей к данным товарам.

 

Ленка Налдонёва(Университет Остравы, Чехия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Джанни Родари и детская креативность в Советском Союзе

В 1979 году Джанни Родари предпринял путешествие в Россию, чтобы узнать, как живут, учатся и играют русские дети. Путешествие было частью проекта, предполагавшего также публикацию книги “Игра в СССР”. Из-за смерти автора были опубликованы лишь некоторые путевые заметки, дающие представление о методе работы, который Джанни Родари уже использовал в своей единственной теоретической работе “Грамматика фантазии”. Родари был убеждён, что помимо логического мышления учителя должны развивать у детей и фантазию, поскольку она является фундаментом творческих способностей человека. В России идеи Джанни Родари были восприняты с особой готовностью, и именно там он обрёл известность ещё до такого, как это случилось в Италии.

 

Фабио Папа (УниверситетLIUC, Италия)), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

“MadeinItaly” в итальянских университетах

Основная цель доклада - дать точную, хотя и общую характеристику понятию “Made in Italy”, чтобы тщательно исследовать взаимосвязи между этим явлением и системой итальянского высшего образования.

Разумеется, несмотря на многочисленные споры и дискуссии, разнообразные эксперты и учёные всё ещё считают феномен “Made in Italy” важным активом, способным обеспечить будущий рост и жизнеспособность итальянской экономики. Это уникальное явление определяется как знак качества наиболее успешных итальянских предприятий. Следовательно, термин “Made in Italy” часто является гарантией качества, эффективности и надёжности не только на национальном, но также (и в особенности) на глобальном уровне.

Более того, как подробно объясняется в докладе, это явление совершенно релевантно и уместно, что доказывает его ключевая роль в итальянской экономике. В самом деле, оно способно обеспечить 1/4 Валового Внутреннего Продукта (ВВП). Если говорить более подробно, то итальянские фирмы на национальном и международном уровне преуспевают в четырёх основных секторах экономики, известных как “4 А”: производство одежды (Abbigliamento), продуктов питания и вина (Alimentare), мебели (Arredamento) и автоматики (Automazione).

Предоставив слушателям академический и статистический обзор явления, докладчик намерен перейти к более глубокому анализу, сделав попытку оценить подлинный вклад, итальянских университетов в рост и упрочение динамики на базе преимуществ и успеха “Made in Italy” во всём мире. Таким образом, он представит карту академических учреждений Италии, с целью подчеркнуть усилия, вкладываемые ими в предоставление образовательных услуг в данной сфере (бакалавриат, магистратура, индивидуальные программы обучения, возможность получить степень исполнительного магистра для работы в области моды, производства продуктов питания и т. п.)

В заключение слушателям будет предложен исчёрпывающий и хорошо структурированный обзор понятия “Made in Italy”, позволяющий оценить его будущий потенциал и проанализировать подлинную заинтересованность ведущих итальянских университетов в продвижении этого знака качества и содействии развитию с путём обучения будущих менеджеров, предпринимателей и т. д.

 

Людмила Егоровна Артамошкина(Институт Философии СПбГУ, Россия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Топология памяти поколения в зонах исторического и культурного пограничья

В концепции культурной памяти зафиксирована непременная топологичность наших воспоминаний и самого пространства памяти. Концепты социальной памяти и коллективной памяти соотносимы. Они за ключевое/отправное положение принимают обусловленность индивида, его жизни миром общности: социальным миром в концепции Хальбвакса и миром культуры в концепции Ассмана. Следует отметить и другую обусловленность: восприятие мира разворачивается из точки/местоположения Я. Эта направленность «взгляда» сопряжена с моментами «моего» самоконституирования и конституирования в этом обнимающим мир взгляде этого же мира. Дальнейшее развитие концепта культурной памяти возможно в обнаружении сопряжения топосов индивидуальной и коллективной памяти. Такое сопряжение соответствует связи памяти автобиографической и памяти исторической, что обращает нас к исследованию мнемотопов памяти поколения. Каковы условия их функционирования в процессах вспоминания/забвения?

Находясь в пространстве биографии, мы можем связать этот момент актуализации с потребностью/необходимостью самопонимания и понимания как возможности оставаться поступающим и принимающим решения человеком. Выдвигая концепцию “ландшафтного” мира биографии, автор исследует процесс становления биографии поколения с формированием мнемотопов, определяющих сохранения и трансляцию образа поколения в памяти культуры.

Эта «укорененность» в памяти определяется «топологической» природой самой памяти. Мы в буквальном смысле проживаем свою жизнь, обретая не только места обитания, но и закрепляя проживаемое в мнемотопах нашей памяти. Автор обращается к эмпирической проверке выдвинутых теоретических положений, анализируя материал «полевых» исследований.

 

Герман Евгеньевич  Боков(Институт Философии СПбГУ, Россия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Молодежные неформальные субкультуры на территориях культурного отчуждения и пограничья: трансформация идентичности. (От утопизма контркультуры к эсхатологии современных индустриальных субкультур)

Современные молодежные неформальные субкультуры – это явление, порожденное урбанизацией. Их появление, широкое распространение и большое разнообразие в последние десятилетия было связано, помимо прочих причин, с появлением мегаполисов. Однако именно в индустриализации изначально усматривали зловещий образ «технократии» теоретики молодежной контркультуры. Лидеры этого движения 1960-х гг. зачастую призывали к уходу из больших городов и/или освоению новых пространств, их «перекодированию» и созданию нового культурного ареала.

Расцвет движения контркультуры в США совпал с появлением социально-философских концепций о переходе от индустриального к постиндустриальному общественному устройству. Именно на конец 1960-х гг. приходится и особая популярность новых социальных утопий. В последующие десятилетия, однако, мистико-хилиастические ожидания контркультурной молодежи были выхолощены, а присущая ей эсхатология наполнена индустриальной тематикой панк и пост-панк культур. Новые формы самовыражения были связаны как с новыми моделями неформальной молодежной идентичности, так и с развитием практик освоения/присвоения заброшенных городских территорий (напр. сквотинг) и иных зон (напр. кладбищ) и отчужденных пространств (напр. мест техногенных катастроф).

Сегодня «забытые в прошлом» некоторые объекты промышленного, военного, научного, социального назначения, оказавшиеся по разным причинам исключенными из поля зрения властей и обычных городских жителей, активно осваиваются молодыми людьми, занимающимися «городской разведкой» («urbanexploration»). (Это происходит повсеместно в США, странах Европы, и особенно активно – на территории бывшего Советского Союза в 1990-е гг., а также в ряде азиатских стран). В отличие от представителей «индустриальных субкультур» («industrialsubculture»), к которым относят различные направления пост-панка, различные субкультуры «городской разведки» отличаются «бережным» отношением и особым «вниманием» к зонам заброшенности и отчужденности («заброшкам»).

Однако, несмотря на существенные отличия в идентичности различных объединений современной неформальной молодежи, тяготеющей к индустриальной тематике (и прежде всего этих двух течений – «исследователей» и «вандалов»), ей близка особого рода эсхатология техногенных катастроф и художественных антиутопий. В образах покинутых и оставленных человеком территорий обитания, новые сталкеры и диггеры усматривают те же самые следы «смерти» больших городов, а вместе с тем и ожидают «судный день» самой техногенной цивилизации, как и кибер-готы и индастриал.

Предлагаемое исследование, в основной своей части, было выполнено в 2014 г. в рамках междисциплинарного научно-исследовательского проекта, поддержанного РГНФ (Проект № 14-03-00683a «Про заброшенное (молодежные неформальные практики освоения/присвоения заброшенных городских пространств)»). В ходе его реализации использовались различные, в том числе качественные и количественные методы социологического исследования.

 

Мария Витальевна Грачева(Институт Философии СПбГУ, Россия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Факторы формирования границ этоса детства в современном обществе

Культура детства – это совершенно особенный пласт культуры любого общества, отражающий период формирования и становления личности человека. С точки зрения морального сознания, культура детства выражается через характерный для каждого социума набор норм, правил и принципов, выражающих особенности представлений общества о понимании того, что включает в себя мир детства и каковы его границы. Все это формирует этос детства.

Принято считать, что интерес к детству зарождается достаточно поздно – только в эпоху Просвещения, однако выделить границы детства возможно даже в архаических структурах. Культура детства также вполне выражена в античной воспитательной традиции. Поэтому, говоря о поздно сформировавшемся интересе к особому миру детства, мы имеем в виду европейскую традицию и культуру – более позднюю, даже с точки зрения развития традиционного общества.

Под границами детства понимаются рамки, обозначающие начало и завершение данного этапа в жизни человека. Рассматривая отношения к границам детства в архаической структуре и в структуре современного общества, можно заметить довольно любопытную тенденцию, связанную именно с «выходом из детства». Существует стереотип, что традиционное общество склонно упрощать подобные ритуалы до простого физиологического взросление. Однако обряды перехода совершаются в архаических обществах иногда не один раз, то есть ребенок может потерпеть неудачу при стремлении повысить свой статус, и действие будет повторяться пока он не станет достаточно социально и морально зрелым для завершения данного ритуала. В современном же обществе, в котором казалось бы детству уделяется далеко не последнее место, подобного рода практики сводятся в основном к сфере правовой, и таким образом «выход из детства» приобретает гораздо более биологический характер.

В докладе будет рассмотрена проблема правовой универсализации границ детства, а также соотношение этоса детства с его ценностным пространством в современном обществе и проблема инфантилизации будущих поколений через утрачивание этоса детства.

 

Алексей Викторович Смирнов(Институт Философии СПбГУ, Россия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Забытое советское. Память о прошлом в постсоветской России

В современной России к советскому прошлому сформировалось особое отношение. Оно рассматривается, с одной стороны, именно как прошлое нашей страны, с другой же стороны, есть к нему отношение не просто как к ушедшему, но как к чему-то отринутому. Специфика нынешнего состояния российской культуры в том, что у нее нет собственного недавнего прошлого. То прошлое, о котором модно и можно вспоминать и говорить сейчас – это прошлое другой страны и другой культуры. Непрерывность исторической и культурной памяти, которую представители советских поколений транслируют поколению постсоветскому, оказалась нарушенной. Прошлое нашей страны вынуждено существовать не в форме того, что естественно воспринимается согласно законам культурного традирования, напротив, оно реконструируется целым рядом дискурсивных механизмов. Первые годы постсоветского существования существенно расширили область культурной памяти, осуществив регрессию целых сфер жизни советского прошлого из области забвения/бессознательного. Так реконструировалась забытая история. Память же о повседневности в реконструкции не нуждалась, впечатления о советском как об образе жизни были более чем свежими. Совершенно иная ситуация имеет место сейчас, когда советское прошлое представляет собой набор отлично освоенных «мест памяти», за пределами которых лежит все более забываемое пространство «малозначимых» исторических событий. Однако граница между советским и постсоветским обусловлена не только отношением к историческим фактам. Важной оказывается и ситуация смены культурного фона, той сети событий, отношений и взаимосвязей, которые составляют повседневную жизнь. Рефлексия даже современной повседневности может существенно изменить отношение рефлектирующего к окружающей его культурной реальности. Осознание же культурного фона, определявшего жизнь советской страны, может существенно изменить представления постсоветских поколений даже о, казалось бы, навечно локализованных «мест памяти», из которых и складывается история нашей страны. Именно вопросам осознания культурного фона советского прошлого и тому, какое влияние оно может оказать на формируемое понимание советской истории и посвящен данный доклад.

 

Константин Алексеевич Очеретянный(Санкт-Петербургский государственный архитектурно-строительный университет, Россия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Тело человека – зона отчуждения

Согласно определению, сформулированному философской антропологией, человек отличается от всех прочих живых существ не наличием некоего смутного внутреннего чувства «себя» (которое можно обнаружить уже у растений) и даже не наличием сознания, но уникальной эксцентрической позициональностью. Другие существа – «центричны», в том смысле, что центр их органического тела является одновременно их сущностным центром, они укоренены в природном мире. Человек позиционально «эксцентричен», поскольку центр его органического тела не является средоточием его существа. Не укорененный в природе как наличном бытии, человек, – мученик культуры, – обращен к горизонту недифференцированных возможностей. Животные идеально встроены в свои тела: принадлежа порядку природы, они во многом есть «только тела» – соматические автоматы. Человек же, как существо денатурализованное и хронически открытое семиозису, не столько заключен в теле, сколько перенимает его как сумму возможных техник, способов ориентации в мире. Для животного тело – тюрьма, для человека – утопия, поскольку оно дается как бы взаймы и обретает свой завершенный образ в моделях символизации, предоставляемых культурой. Современный западный мир, инвестировавший ключевые для себя смыслы в дигитальную медиареальность, давно произвел «оцифровку» тела, перенеся его в сферу воображения. Образы, тиражируемые электронными медиа, обживают тела людей, но имагинативный колониализм – явление характерное не только для сегодняшнего дня. Человек был зависим от техник тела, транслируемых по семиотическим и иконическим каналам культуры, задолго до того как эти каналы были монополизированы новыми медиа. Не означает ли это, что физическое тело человека – лишь арена борьбы символических моделей телесности, а его история – история вытеснения, опустошения, забвения когда-то доминировавших телесных техник? Тогда мы можем, по аналогии с существованием рудиментарных органов в физиологическом измерении тела, предположить наличие рудиментарных смыслов в его символическом измерении. Индикаторами последних выступают разрозненные элементы, входящие прежде в комплексы актуальных техник тела (инструментально-коммуникативных навыков), а ныне сохраняемые в «спящем режиме»: сменившие смысловую ориентацию или ставшие вовсе смыслонепроницаемыми. Символическая археология тела как новая теоретическая установка позволила бы по сохранившимся «деактивированным» элементам (обрывкам символико-смысловой цепи) восстановить вытесненные образы и знаки, циркулировавшие в пространстве стигматизированного культурой тела, обнаружить альтернативные стили чувственности и реабилитировать обесцененные модели желания. Вокруг вопросов о формировании соматического отчуждения в культуре и выяснении условий возможной реконструкции утраченных «образцов» телесности и построено рассуждение доклада.

 

Александр Павлович Чертенко (ЦИЗКОП, Киев-Гомель-Берлин), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

“Асуджаныя быць мясам”.Медицинские эксперименты на людях как фигура умолчания и метафора («Летучие собаки» Марселя Байера и «Дети Алиндарки» Альгерда Бахаревича)

К числу культурных (в т.ч. литературных) топосов, практически с момента своего оформления функционирующих как дискурсивные зоны отчуждения, принадлежит топос медицинских экспериментов на людях. На рубежеXIX-XXвв.этот топос прочно входит в тематический репертуар литературной фантастики и триллерав формате маргинального эксцесса культуры Модерна, возникшего на пересечении исторического опыта вивисекций времен Ренессанса и экспериментов над осужденными на смерть времен Просвещения, фикционального дискурса «нового человека» и очевидного прогресса медицины, в особенности хирургии, во второй половинеXIX— начале ХХ в., который повлек за собой значительное расширение арсенала доступных врачу методов медицинского вмешательства в телесную и психическую сферу существования пациента, определяемую в терминах патологического. Обкатанные в фикциональной плоскости, нарративы и легитимационные стратегии, направленные на создание образа «обездушенного пациента» (derentseeltePatient, А. Бергман), в 1920-1930-е гг. находят широкое применение в национал-социалистическом дискурсе «коллективного пациента», чье благо оправдывает преступления против индивида, а также в непосредственных реализациях этого дискурса, имевших место в нацистских концлагерях. В послевоенной литературе — вовсе не обязательно немецко(язычно)й — соответствующий опыт, функционирующий как невидимый фон практически любого говорения об отношениях медицины и человека, этике медицинского эксперимента и инструментализации пациента как «тела», «материи», «мяса», тем не менее так образовал литературного топоса, сравнимого, скажем, с близкими ему топосами пыток или концлагерных дисциплинарных практик; в тех же немногочисленных текстах, где медицинские эксперименты на людях времен национал-социализма становятся предметом развернутой тематизации, изображение экстремальных практик обесчеловечивания нередко используется как иллюстрация некоего постороннего по отношению к ним авторского тезиса. Дилемма фигура умолчанияvs. «метафоризация того, что происходило в санчастях» (К. Сабиш) дополнительно усугубляется в текстах авторов, которые, подобно Марселю Байеру и Альгерду Бахаревичу, чьи тексты подробно анализируются в докладе под указанным углом зрения, представляют поколение «вторичных свидетелей» (Дж. Хартман). Не имея прямого отношения к преступлениям 30-40-х гг., представители этого поколения с необходимостью используют не только фикциональные претексты, но и исторические документы как литературный топос. Облегчая говорение о замолчанном (что иллюстрирует существенное расширение списка литературных текстов, посвященных этой проблеме), подобная нарративная стратегия, однако, ликвидирует последнюю связь мира выживших с миром лишенных голоса («обездушенных») жертв и тем самым де факто превращает их метафоризированные страдания в фигуру умолчания, обеспечивающую сохранность дискурсивных «зон отчуждения» (и породивших их диспозитивов) эпохи Модерна в постмодернистских координатах.

 

Вера Триподи(Туринский университет, Италия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Роль телесности в политике отчуждения, эпистемологической несправедливости и предрассудках

В “Примечаниях к перформативной теории собрания” (2015) Джудит Батлер распространяет понятие перформативности на публичные собрания. Точнее, она утверждает, что публичные собрания можно понимать как способ объединения и объяснить с точки зрения коллективного перформативного действия. Также право на публичные собрания предполагает, - как подчёркивает Батлер, - существование тела, рассматриваемого сквозь призму ряда осуществляемых коллективных действий. Согласно этой точке зрения, выходя на улицы ради протеста, выдвижения каких-либо требований или возражения против определённых социальных условий, люди сопротивляются и осуществляют своё право быть услышанными.

Но как мы можем осуществить это право и при этом не оказаться культурно отчуждёнными? Каким образом мы утверждаем или оказываемся неспособными утвердить себя как “мы, народ”? В докладе я попытаюсь рассмотреть связь между недавними рассуждениями Батлер о собрании физических тел и понятием эпистемической несправедливости, сформулированном Мирандой Фрикер (Эпистемическая несправедливость. Могущество и этика знания, 2007). Доклад будет посвящен конкретной стороне проведения публичных собраний. Рассматривая роль тела в политике с точки зрения эпистемической несправедливости и бессознательной предвзятости, я попытаюсь показать, что способы объединения также связаны с (подчас бессознательными) механизмами, благодаря которым мы признаём в группе людей достойного доверия обладателя знания и авторитета, или неспособны на это. Вот более подробное изложение моего довода.

Я полагаю, что вопрос о роли тела в политике и практиках культурного отчуждения связан с проблемой бессознательных предрассудков, поскольку эпистемическая несправедливость часто возникает в из-за предрассудков и стереотипов. Согласно Фрикер, эпистемическая несправедливость имеет доказательное значение, когда степень нашего доверия снижается (из-за предрассудка, гендера или расы); она имеет герменевтическое значение, когда в попытке осмыслить наш социальный опыт мы сталкиваемся с несправедливым препятствием в виде лакуны в интерпертативных источниках, доступных в нашем обществе. Это не только наносит общественный и политический ущерб, но также приводит к своего рода эпистемическому вреду и помехам. Фрикер уточняет, что герменевтическая эпистемическая несправедливость возникает из-за разрыва в коллективных интерпретативных ресурсах общества; например, общество не может признать, что его члены по какой-либо причине страдают, поскольку оно не имеет средств интерпретации, позволяющих понять или увидеть, что положение вещей несправедливо. Я прихожу к заключению, что говорить о роли тела в политике значит говорить об эпистемической несправедливости, а точнее о том, как социальная идентичность сознательно или бессознательно влияет на наши социальные практики, каковы механизмы формирования доверия, и как нам удаётся - или не удаётся - пользоваться своими правами.

 

Лариса Павловна Морина (Институт Философии СПбГУ, Россия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Психологические аспекты культурного отчуждения

В силу специфики современного мира культуры, который может быть охарактеризован как пространство пересечения различных культурно-политических стратегий, наиболее адекватный инструментарий его описания предлагает, на наш взгляд, дискурсивная аналитика. В представленном докладе автор сосредотачивает свое внимание на идеях дискурсивной психологии, которая изучает механизмы формирования идентичностей, стереотипов и поведенческих сценариев в современном мире. М.Биллиг, Дж.Поттер, М.Уетерелл и др. представители этого направления отказываются от изучения абстрактных структур личности и утверждают, что субъект в современной культуре выступает как дискурсивный феномен.

В исследовании «зон культурного отчуждения» дискурсивная психология предлагает свой вариант решения проблемы вытеснения, в том числе, и новое понятие подсознания, которое определяется теперь как «диалогическое подсознание» (“dialogicunconscious”). Задавая поле дискурса в культуре («thesaid»), очерчивается и поле не-дискурса («theunsaid»). В речевых практиках что-то вытесняется, а что-то, наоборот, легитимируется в рамках «гегемонных дискурсов», транслирующих установленные культурные нормы. Так, в каждом социуме существуют табу на некоторые темы, что принуждает говорящего выбирать между доступными дискурсами и инвестировать в один из них. Таким образом, поддерживая одни представления о мире и исключая другие, подавление имеет идеологические последствия. Поэтому «диалогическое подсознание» формируется как идеологический феномен и наделяется характеристиками условности и дискурсивной конструируемости.

Следующий аспект анализа связан с понятием идентичности. Язык утверждается в качестве универсального механизма культурной идентификации: дискурс задает не только способ мышления, но и определяет нашу самость. Идентичность, соответственно, становится также дискурсивным продуктом. Говорить – значит занять позицию субъекта и подчиниться структурирующим законам дискурса. Именно это дает возможность субъекту стать представителем конкретного культурного пространства.

Таким образом, тотальная власть дискурса охватывает не только поведенческие сценарии, но и осваивает самые глубинные структуры личности: субъект выстраивается как целиком и полностью дискурсивный феномен, формируемый в речевых практиках конкретной дискурсивной ситуации. Психология в формате дискурсивных исследований обретает вполне закономерно политическую окраску и обращается к политической лексике, поскольку разделяет общие для всех направлений этого блока антиэссенциалистский и конструкционистский подходы.

 

Елена Михайловна Иванова (ФГБОУ ВО РНИМУ им. Н.И. Пирогова, ФГБНУ НЦПЗ, Россия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Границы юмора и юмор про границы

Юмор по природе своей возникает на границе: на границе исторических эпох, культур, а также групповых и внутриличностных пространств. С помощью юмора можно преодолевать границы, либо, напротив, выстраивать новые границы. Речь пойдёт о границах как основе юмора и о том, какие границы в юморе нарушаются, а какие нарушаться не могут.

 

Эрнесто Сферацца Папа (Университет Риека, Хорватия – Туринский Университет, Италия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Стены, или новый номос модерна

Мой доклад будет посвящён стене как политической и философской проблеме, а также парадоксальной диалектике стены и границы. В эпоху глобального политического кризиса возведение стены - весомый аргумент. Стены постепенно расчерчивают глобальное пространство, разделяя суверенные государства. В эпоху утраты суверенитета стены представляют собой политическую попытку вновь присвоить государственные прерогативы. Поэтому мне бы хотелось выдвинуть предположение, что стену можно понимать как “номос” современной политики.

В своём докладе я раскрою две основные темы:

1. На политической границе всегда возводится стена между государствами. Однако стена означает отрицание возможной связи между двумя пространствами; по-видимому, отчуждение является единственным дозволенным способом взаимодействия. С точки зрения онтологии граница - социальный объект, позволяющий связать различные государственные сущности. Логика стен и границ различна, но первые являются метериализацией последних. Каковы политические и этические последствия этой парадоксальной диалектики?

2. Стена является пространственным знаком сложных отношений власти. Архитектура стен может одновременно быть отражением суверенной, биополитической и государственной логики. Поэтому стены являются подлинной биополитической лабораторией, но их возведение и функционирование основано на политическом и риторическом нарративе, который можно проанализировать и деконструировать.

 

Тимоти Тамбасси(Университет Бухареста, Италия – Университет Пьемонта, Италия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.  

За классификациями географических границ. Онтология географии и культурные различия

Понятие границы представляет собой одну из фундаментальных философских проблем, встающих в ходе размышлений о географии, и различные авторы подчёркивали и изучали его геополитическое значение для современных дебатов. Но какого рода сущностями являются географические границы? Какого рода границы выделяются современными онтологами географии? Как можно классифицировать границы с гео-онтологической точки зрения? Каковы основные современные классификации географических границ? Как на такие классификации может повлиять культура и человеческие убеждения? Эти вопросы кладут начало рассуждениям, которым посвящён данный доклад, чья задача - проанализировать, как понятие границы интерпретируется современными онтологами географии, какого рода границы выделяются и классифицируются, и каково влияние культурных различий и человеческих убеждений на подобные гео-онтологические классификации. Прежде всего мы рассмотрим таксономии Смита и Гальтона, представляющие собой два наиболее известных примера всеобъемлющей классификации границ, принимающей во внимание физические, биологические, социальные и политические явления. Во-вторых, мы обсудим значение культурных различий и человеческих убеждений для гео-онтологической классификации, отталкиваясь в своих рассуждениях от идей Смита и Марка.

 

Владимир Леопольдович Каганский (Институт географии РАН, Россия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.  

Погранично-переходные зоны: непродуктивное соседство

Среди разнообразных ситуаций соседства и выражающих их границ / погранично-переходных зон выделены ситуации непродуктивного соседства. Для зон продуктивного соседства характерны комплексы или (гораздо реже) синтезы смежных зон, взаимное обогащение содержания, расширение объема возможностей; нередко – контактные функции, формирование новых полноценных специфичных (жизненных и культурных) форм и сред, значительная жизненаполненность. Эти зоны «сшивают» ткань системы, интегрируют ее; в целом играют стабилизирующую роль. Для зон непродуктивного соседства, напротив, характерны не комплексы или синтезы содержаний и форм смежных зон, а «взаимная аннигиляция», стерезис, резкое обеднение, упрощение и разрушение форм, значительная непродуктивная (часто безжизненная) активность, не «сшивание» смежных зон, а разрыв, агрессивно-барьерная функция. Общее решение ситуации соседства, генерирующей такие деструктивные зоны, пока не найдено. По-видимому, такие зоны характерны для соседства при чрезмерных контрастах, отсутствии или узости диапазона перекрытия условий полноценного существования смежных элементов, несовместимости (несоизмеримости) позиций соседних зон. Формированию таких зон способствует сильная динамика и неустойчивость среды соседства. В общем случае деструктивное соседство асимметрично при существенной неравносильности или неравноправности смежных зон; отсутствует общая позиция и общее расчленение, компонентом которого обычно и является конкретная граница; если в ситуации соседства возможно говорить о ценностях, то здесь они несоизмеримы; разграничиваемое пространство анизотропно; компромисс не достигается и расценивается «сторонами» сугубо негативно.

Зоны непродуктивного соседства не генерируют ресурсы (содержания, смыслы, ценности, формы etc), но лишь используют и разрушают их. Они резко дестабизизируют свой контекст; побочным следствием, чего, однако может оказаться эволюционный толчок. Деструктивные погранично-переходные зоны – среда, «месторазвитие» динамично-агрессивных сообществ (неполноценные сообщества сорняков в геоботанике, радикально-маргинальные субкультуры).

Даниил Александрович Аникин (Саратовский национальный исследовательский государственный университет имени Н.Г. Чернышевского, Россия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Культурная память в условиях цивилизационного пограничья

Вопрос о пространственном измерении прошлого был поставлен в контексте французского проекта «места памяти» П. Нора, но сама формулировка вопроса отсылает к переосмыслению природы социального. В этом смысле пространственное измерение социальной памяти предполагает не просто метафорическое уподобление элементов коллективных воспоминаний определенным местам (топосам), но применение соответствующего категориального аппарата для выявления основных характеристик социальной памяти, ее структуры, а также стратегий ее трансформации в условиях политических, экономических и культурных преобразований.

Одной из таких пространственных категорий, стремящейся преодолеть ограниченность субстанциалистских интерпретаций пространства, являются категория пограничья. Пограничье может рассматриваться как зона культурной неопределенности, смешения различных траекторий исторической памяти, которые не могут быть четко разграничены между собой, а дают основания для вариативности и символической конкуренции. Амбивалентность цивилизационного пограничья заключается в том, что символически обозначаемая граница между «цивилизацией» и «варварством» всегда оказывается обоюдной. Иначе говоря, изменение пределов цивилизованного пространства (прежде всего, стремление к его расширению) предполагает аналогичные, но противоположно направленные процессы с точки зрения соседней цивилизации. При этом смещение политических границ еще не означает подобного передвижения и границ символических, определяющих принадлежность того или иного географически и исторически локализованного события к определенной цивилизационной идентичности. В этой ситуации могут создаваться зоны культурного отчуждения, возникающие на стыке несовпадения политических и культурных границ.

Результат подобных процессов может иметь следующие варианты:

$11.                  Совпадение символических и политических границ, что знаменует собой наиболее оптимальный способ их соотношения, поскольку сводит к минимуму возможность конфликтов по поводу присвоения тех или иных топосов прошлого.

$12.                  Деактуализация прошлого, т.е. размывание границ, при котором определенные топосы прошлого утрачивают свое легитимирующее и идентифицирующее значение, выпадая из актуализированной памяти тех сообществ, которые пересекаются в зоне цивилизационного пограничья. Это возможно в том случае, если данные сообщества, в силу каких-то причин, не считают для себя возможным включить данное историческое событие в состав собственных коллективных воспоминаний, в результате чего оно становится очередным фактом, являющимся предметом интереса лишь специализированного исторического сообщества.

$13.                  Реактуализация прошлого, т.е. рассогласование символических и политических границ, приводящее к актуализации претензий на определенное «место памяти», символически значимое для граничащих друг с другом сообществ. При этом стремление к присвоению данного образа прошлого может приобретать самые различные формы – от символической конкуренции на уровне туристической атрибутики до военных действий, нацеленных на возвращение или удержание сакрализованных топосов.

Особое значение проблема возникновения зон отчуждения в культурной памяти приобретает в условиях современного децентрализованного мира, когда в борьбу за обсуждение присвоение результатов Второй мировой войны вступают не только бывшие оппоненты («победители» и «побежденные» в терминологии А. Ассман), но и державы, образовавшиеся на «осколках» бывшей советской империи. Это обстоятельство заставляет по-новому переосмысливать фактор символической границы и анализировать траектории ее смещения в условиях столкновения различных политических предпочтений, экономических интересов и культурных идентичностей.

 

Жанна Викторовна Николаева(Институт Философии СПбГУ, Россия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Маргинализация и культурное отчуждение в периферийных зонах крупных городов: к постановке проблемы

Маргинализация и культурное отчуждение в периферийных зонах крупных городов – комплекс социальных, экономических и культурных проблем известный с древнейших времен. Интеракция и оптимизация систем управления социальными зонами периферии стали объектом специальных междисциплинарных исследований во второй половине XX века. Тогда же начинают разрабатываться и апробироваться такие методологические подходы к санированию и мелиорации предметной среды как визуальная экология, бихевиоральная урбанистика, джентрификация и др.

Очевидно, что отдельные архитектурные решения последних десятилетий демонстрируют высокий уровень возможности урбанистического планирования в развитых странах, но сохраняющаяся ситуация стихийного вытеснения определенных социальных групп, маргинализация территорий в отсутствие скоординированных действий между социальными, культурными и политическими институтами говорят о недостаточной комплексной междисциплинарной оценке или ошибочной разработке конкретных программ оптимизации социальных ландшафтов. Доклад включает в себя анализ генезиса и современного состояния проблемы, а также предлагает обзор основных тенденций и направлений ее решения в современном гуманитарном знании.

 

Оксана Николаевна Кожемякина (Черкасский государственный технологический университет, Украина), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Границы недоверия в социокультурном пространстве культурного отчуждения

Формирование социокультурного пространства культурного отчуждения как забвения и вытеснения нежелательного (варьирующегося от неудобного, непризнанного, неприятного до эскалационно угрожающего) содержания социального опыта происходит в определенные кризисные периоды развития общества, что может быть обусловлено как внешними, так и внутренними причинами. Одним из наиболее показательных факторов культурного отчуждения является разрушение экзистенциальной потребности в безопасности, что и актуализирует тотализацию недоверия в современном обществе, включая также параметры идентификационных пределов и ценностного отторжения в генерационном взаимодействии.

Социокультурная детерминация культурного отчуждения имеет комплексный характер, поскольку включает процессы антропо-социо-культуро-системную организацию общественного бытия, затрагивая проблематику идентификации, интеграции и дезинтеграции, легитимации, а также идеологизации и манипуляции.

Онтологическое измерение границ культурного отчуждения предполагает концептуализацию зоны недоверия как категории культурной геометрии, отражая радиус недоверия, круги социальной напряженности и границы приемлемого опыта, что находит воплощение на различных уровнях функционирования дезактуализированной культуры. Так называемая «клиническая терминология» позволяет описать культурное отчуждение в терминах меры общественного здоровья-нездоровья и культурной травмы. Концептуальные перспективы «культурной травмы» как коллективного переживания, которое оказывает разрушительное воздействие на память, значительно усиливая ее уязвимость, позволяют проанализировать «травмирующие» событийные причины культурного отчуждения, провоцируя в свою очередь «синдром недоверия».

Согласно П. Штомпке, культурная травма задевает самые основы культуры, отражая деструктивные последствия ценностных конфронтаций. Таким образом, кризисная интерпретация культурной травмы целиком соответствует культурному отчуждению как несоответствующей ключевым ценностям, основам идентичности, коллективной гордости. Среди стратегий преодоления культурной травмы обычно выделяют бунт, травматическое разыгрывание, навязывание новых ценностей, бегство и др., что по сути становится механизмами формирования культурного отчуждения как своеобразной культурной герметизации, закрытости, социального ограждения и отторжения всего того, что несет опасность (как явную, так и сфабрикованную).

В данном контексте актуализируется использование архетипов границы, пограничья, кокона, стены, что является демонстрацией как защитной, так и демаркационной функции культурного отчуждения. Последняя находит свое выражение в следующих бинарных экзистенциалах: порядок – хаос, наполненность – опустошенность, защищенность – угроза, эстетика – антиэстетика, созидание – разрушение, спокойствие – тревога, открытость – закрытость и др.. Предложенные бинарные оппозиции позволяют описать направленность динамики недоверия как одного их механизмов формирования культурного отчуждения.

 

Елена Анатольевна Овчинникова(Институт Философии СПбГУ, Россия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Барташевич Татьяна Юрьевна(Институт Философии СПбГУ, Россия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Интегративный потенциал общественной морали в ситуации вариативных нравственных стереотипов культурного пограничья

В результате перехода от традиционного общества, для которого было характерно существование единой нравственной модели поведения индивида как общественно-коллективного субъекта морали, к обществу информационному, в котором мы сталкиваемся все больше с обособленным моральным субъектом, вовлеченным в различные социальные, экономические, профессиональные и т.д. отношения, происходит постепенная моральная фракционность и дифференциация. Следствием подобной дифференциации становится возникновение и закрепление нравственных стереотипов. Одной из причин возникновения нравственных стереотипов становится стремление индивида / социальной группы к формированию культурной идентичности, целостности в сравнении себя с Другим. Можно выделить две стратегии формирования культурной идентичности: «интолерантную» модель восприятия социокультурной реальности (по принципу «Я-Другой-Чужой-Враг») и модель, в рамках которой можно говорить о терпимом восприятии отличной социокультурной реальности (по принципу «Я-Иной-Другой»).

Закрепление нравственных стереотипов происходит на разных уровнях морального сознания (общественного и индивидуального): теоретическом-обыденном, рациональном-эмоциональном. В массовом сознании стереотипы постоянно воспроизводятся благодаря богатому содержанию социальной памяти, что обеспечивает их устойчивость. Нравственная стереотипизация оказывает значительное влияние на формирование (становится фактором формирования) структурных компонентов морального сознания: нравственных норм принципов, идеалов и ценностей.

Конфликты, проистекающие из несовместимости различных нравственных стереотипов, являются одним из главных источников социального напряжения и, следовательно, важнейшая задача современной этики заключается в разработке стратегии достижения морального консенсуса / стратегии по преодолению конфликта интерпретаций вариативных нравственных стереотипов. Интегративный потенциал общественной морали будет заключаться в переходе от стратегии формирования идентичности по линии «Я-Другой-Чужой-Враг» к стратегии «Я-Иной-Другой».

 

Борис Яковлевич Бегун(Европейский Университет Виадрина, Германия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

 «В цивилизациях без кораблей иссякают грезы»: гетеротопии на сломе идеологических эпох (опыт современной русской и украинской литератур)

В контексте дискуссии о методах и терминологии, используемых в исследованиях зон культурного отчуждения (термин С. Троицкого), в докладе предлагается рассматривать литературно-художественные гетеротопии как индикатор кризиса идеологической эпохи. Такой подход, опирающийся на «Другие пространства» Мишеля Фуко, позволяет сконцентрироваться не столько на поиске конкретных гетеротопий (колоний, садов, публичных домов и пр.) в литературных текстах, сколько на самих принципах осмысления пространств как гетеротопий, в которых, по словам французского ученого, осуществляется «одновременно и мифическое, и реальное оспаривание места, в котором мы живем».

Литературные гетеротопии фиксируют деструкцию гомогенного социального пространства, в процессе которой утопическое и реально-прагматическое начала, прежде составлявшие гомогенное единство, распадаются на конфронтирующие друг с другом элементы под натиском возвращенных в культуру репрессированных или замалчиваемых идей, концепций или эстетических явлений. В докладе, основывающемся на анализе произведений современных русских и украинских авторов, исследуются отношения между гетеротопиями и утопиями, а также стратегии преодоления бинарных моделей конструирования художественного пространства.

 

Евгения Валентиновна Волощук(Европейский Университет Виадрина, Германия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Следы звезды Давида: картография исчезнувшей «еврейской Украины» в немецкоязычной литературе конца 20- начала 21 вв.

Одним из основополагающих компонентов репрезентации украинского пространства в немецкоязычной литературе традиционно является «еврейская Украина», с которой эта литература связана как общим культурным наследием, восходящим к временам Габсбургской империи, так и общими историческими травмами, в первую очередь – Холокостом. Многовековая отгороженность еврейских местечек от славянских соседей, принадлежность «еврейской Украины» к фантомному, отсутствовавшему на политических картах и вытесненному из господствовавшей европейской культурной топографии Идишланду, наконец, кардинальные деформации, вызванные преследованиями, массовым уничтожением и массовой же эмиграцией украинских евреев, обусловили основные параметры изображения этой культурной территории как зоны отчуждения – маргинализированной, репрессированной, «затемненной» или вообще «стертой». Реконструкция исчезнувшего мира украинских евреев и поиск его теряющихся следов образуют метасюжет фикциональных и нон-фикциональных описаний Украины в немецкоязычной литературе. Опираясь на предшественников, сформировавших в первой половине 20 века канонический нарратив о «вчерашнем» еврейском мире на украинских территориях, нынешние авторы по-новому вписывают его в историческую перспективу и в карту Украины после 1991 года. Этот опыт, анализируемый на материале разных по жанру произведений Верены Дорн, Штефана Вайднера, Лотара Байера и Кати Петровской, находится в центре внимания данного доклада.

 

Керстин Шоор (Европейский Университет Виадрина, Германия; Центр еврейских исследований Берлина-Бранденбурга, Германия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.  

«Гете» как парадигма культурного отчуждения и поиска идентичности в еврейской культурной жизни в нацистской Германии

Перед лицом политически мотивированного отчуждения еврейских художников и интеллектуалов от культурной жизни Германии, с 1933 года их размышления об обретении нового культурного и творчески-эстетического положения в Германии неизбежно отсылали к Гёте и немецкому классицизму, ставя жизненно-важный вопрос об их отношении к немецкой, еврейской и европейской культуре. Под конец процесса эмансипации, глубоко укоренённого в идеях Просвещения и классицизма, отношение еврейских писателей и художников к Гёте вновь стало поводом для споров, также как и сами взаимоотношения между немецкой и еврейской культурами. Предметом доклада станет то, какие функции выполняло это “размышление” о Гёте в процессе коммуникативной конфронтации с находящейся под внешним давлением идентичностью немецко-еврейского меньшинства в нацистской Германии - прежде всего с точки зрения выражения языковых действий в конкретном историческом и политическом контексте.

 

Денис Сергеевич Бугаев (Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого «Кунсткамера», Россия),  Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Механизмы формирования зон культурного отчуждения и пограничья на примере Грузии второй половины XVIII – первой половины XIX вв.

Дж. Агамбенпишет, легитимностьвластипроистекаетизчрезвычайногоположения: «the sovereign power of the president is essentially grounded in the emergency linked to a state of war».¹Для Российской Империейвторой половины XVIII – первой половины XIX вв.зоной во многом конструируемого пограничья, по нашему мнению, выступает Грузия.

В чистом виде чрезвычайное положение своими истоками подразумевает передачу полной власти от институтов гражданского общества отдельным военным командирам.²Состояние осады часто наступает на пределе распространения социальной системы, на ее фронтире, который оперирует к пределу распространения социума в географическом, правовом и информационном смыслах. Пределы распространения чрезвычайного положения охватывают наиболее способную к регулированию область, место новой сборки социума.

Обратимся к конкретным примерам, например, раздел «Грузия» в изданиях выборки ежегодныхМесяцеслововза 1797, 1800 – 1850 годы. Присоединение Картли‑Кахетинского Царства к Российской Империи в 1801 году, однако, раздел «Грузия» появляется в штатах Российской Империи только в издании на 1805 год с данными за 1803 год. Примечательно его периферийное положение: с 1805 году по 1842 год раздел «Грузия» располагается среди крайних в списке территорий, где соседствует с маргинальными в правовом статусе областями: Земля Донских Казаков, Американские Селения, Великое Княжество Финляндское, Белостокская область, Княжество Молдавии и Валахии, Бессарабская область, Имеретия, Войсковая Канцелярия Уральского казачьего войска и Закавказский Край.

В период с 1838 по 1917 год существовала сеть периодических изданий из более чем 100 духовных и светских периодических изданий. Мы выделяем следующую модель наименования периодического издания:

N‑ские

+

губернские / епархиальные / войсковые /окружные / областные

+

ведомости.

Грузия в Проекте сперва представленаТифлисскими Ведомостями(1828 – 1830, 1831, 1832), затем довольно поздно им был охвачен второй по значимости город Грузии: 1887 – 1917 –Кутаисские губернские ведомости. Активно затронула Грузию проводимая в Российской Империи губернская реформа. Неслучайно, что в это же время выходят справочное изданиеКавказский Календарь(1845 – 1917) и выполняющая правительственные и просвещающие функции частная газетаКавказ(1846 – 1918).

Проявлением внутренней религиозной обособленности грузинской церковной ветви нашло свое отражение и в модели названия официального периодического печатного органа –Духовный вестник Грузинского Экзархата(1864 – 1907) –Вестник Грузинского Экзархата(1907 – 1917). Оба наименования указанного издания выделялось из магистральной модели номинации подобного рода изданий –N‑ские епархиальные ведомости.

Итак, все указанное выше свидетельствует о выделенности региона Грузии из общего информационного пространства Российской Империи в зону пограничья.

1. ¹. StateException. Tr. By K. Attell. Chicago, London: The University of Chicago Press, 2005.

 

Дмитрий Александрович Каунов(Институт Философии СПбГУ, Россия),  Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Идеалы международного финно-угорского этнополитического движения и современный «мерянский ренессанс» в областях бассейна Верхней Волги

В 1990-е годы в финно-угорских республиках РФ появилась тенденция к обращению к этническому прошлому. Концепция «финно-угорского мира», инспирированная Финляндией, Эстонией и Венгрией, распространилась в российских «финно-угорских» республиках, став частью общего течения этнокультурной регионализации в постсоветскую эпоху, выражающейся в реактуализации вытесняемых на протяжении веков элементов культурной памяти. Воображаемое сообщество, основанное на лингвистическом родстве, призвано сформировать социокультурное и этнополитическое единство имеющих между собой объективные физические препятствия групп. В данном контексте появилось такое явление как этнофутуризм - идейно-мировоззренческая система (в узком смысле – художественно-эстетическое направление в литературе и искусстве региональных культур), направленная на то, чтобы сделать конкурентной этническую культуру.

Тенденция поиска новой этнокультурной идентичности в России под влиянием идей «финно-угорского мира» также появилась в регионах интенсивного взаимодействия финно-угорской и славянской культур в период Средневековья (прежде всего, на территориях современных Владимирской, Ивановской, Ярославской, Костромской областей). Среди отдельных представителей русского населения этого региона (преимущественно совпадающего с территорией исторической области Залесья в Волго-Окском междуречье) формируется парадигма, согласно которой современное население данных областей имеет этнокультурное наследие ныне не существующего финно-угорского племени меря. Этнофутуризм как способ сохранения регионального культурного наследия финно-угров распространяется в среде псевдомерян в качестве инструмента «мерянского ревитализма» и сопровождается актуализацией зон культурного отчуждения на данных территориях межкультурного пограничья периода Средневековья. Но нередко происходит и изобретение подобного рода «вытесненных» элементов культурной памяти, а данные различных наук, касающиеся этого региона и населения, используются в качестве аргументов для утверждения выбранной парадигмы. Происходит формирование новой оппозиционной «финно-угорской» идентичности и культурных установок у русских данного региона в противовес доминирующим, в итоге легитимируется ассоциация с «финно-угорским миром».

Автор ставит целью анализ особенностей данного современного регионализма в «русских» субъектах РФ бассейна Верхней Волги, выражающегося в конструировании новой «мерянской» этнокультурной идентичности, а также механизмов зарождения и распространения этого противоречивого явления.

 

Наталия Алексеевна Долоцкая(Институт Философии СПбГУ, Россия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.  

Зоны культурного отчуждения в контексте политики глобализации и мультикультурализма

Актуальность вопроса столкновения и взаимодействия культур подтверждается тенденцией к глобализации и политике мультикультурализма. Культура как набор кодов, общность которых создает возможность коммуникации, позволяет рассматривать нормы и ценности как часть знаковой системы. С точки зрения актуальности культуры, данный феномен не является однородным. Существующие зоны культурного отчуждения несмотря на «вытесненность» их из официального дискурса являются базисом актуальной культуры. Без пласта «вытесненного», которое не может быть усвоено участниками другого дискурса, коммуникация в полном смысле, в полном принятии инаковости Другого, невозможна.

Наиболее ярко столкновение культур проявляется в феномене миграции, ответом на которое в официальном политическом дискурсе служит толерантность как способ взаимодействия в рамках мультикультурализма. В работе “Мультикультурализм и политика признания” Ч.Тейлор предлагает возможное дуалистичное понимание данного феномена с позиций универсализма, что влечет равенство всех культур (политика равенства), и с точки зрения признания своеобразия культур, их различий (политика дифференциаций). Соотнесение этих подходов возможно благодаря признанию ценности каждой из культур, где их сосуществование базируется на плюрализме и толерантности. Концепт толерантности несмотря на то, что этимологически восходит к лат. tolerantia – терпимость, в современном употреблении не является буквальной калькой с латинского. Толерантность, согласно концепции С.Жижека, является локусом безразличного, где ближний не допускается на близкое расстояние. Уважение различий (по мысли А.Бадью) основывается на изначальном притязании на похожесть другого на меня, то есть если другой также уважает признаваемые мной различия.

 

Роман Золотовицкий (Москва, Россия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

«Странные» дети у наших границ или о том, как мы «страннеем»

Можно ли переносить понятия о физических и правовых границах на отношения людей и групп? разве в отношениях между людьми бывают непроницаемые границы? В нашей стране чувства определяют социальные дистанции, а не наоборот. Ровно то же касается и социальных групп. И понимание чувства становится не только проблемой социальной коммуникации, но и вопросом социальной безопасности. Если чувства понимаются как «вагоны», идущие от человека к человеку, а именнов одну сторону, то тогда стабильные границы возможны. Более того – тогда такие границы однозначно трактуются с обеих сторон. Идеал для дипломатии! Но в жизни это бывает редко. Отношения – всегда двусторонние. И за чувства отвечают обе стороны.

В семье эта «граница» приходит изнутри, и когда появляются дети с аутизмом (а их во всем мире теперь 1,5%от всех детей!), то отгородиться от этого невозможно, возникает сопротивление принятию, желание не выделяться с таким ребенком в общественном месте, особенно когда такой ребенок нарушает физические границы окружающих. Взрослые (а за ними и дети) воспринимают таких детей как психически больных, их странное поведение вызывает отторжение. В школах и детских садах педагоги стараются избавиться от таких детей, переносят свою ответственность на специалистов «по дефективным детям». И дети либо отправляются к коррекционные школы, либо вообще признаются необучаемыми. Они привыкают к тому, что их никто не принимает и что они вызывают негативные чувства. Одновременно об этих «изгоях» сочиняются мифы («дети-индиго»)…

А мы просто не умеем их учить (лечить тоже)! С 2012 года Московская школа 1465 ведет успешный эксперимент инклюзивного обучения детей с аутизмом, синдромом Дауна и ДЦП. Мы не просто вводим (с помощью поведенческого анализа) этих детей в обычные классы, но и разрушаем барьеры, выстроенные культурой, цивилизацией и негативными установками. Мы создали технологию психической, социальной и информационной проводимости вокруг этих детей.

Границы проницаемы.

 

Лада Альбертовна Шильникова (Факультет социологии СПбГУ, Россия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Структура и практики: гетеронормативность и негетеросексуальные женщины

Данная статья написана в духе критической социологии, основная задача которой выражать точки зрения угнетенных слоев, что несут в себе ростки более справедливого общества. Статья посвящена исследованию культурного опыта негетеросексуальных женщин, который зачастую оказывается невидимым за структурой гетеронормативности. Культурное отчуждение заключается в том, что женщины, идентифицирующие себя, как негетеросексуальные, маркируются в публичном пространстве как гетеросексуальные. Как следствие, изоляция культурного опыта негетеросексуальных женщин порождает различные социальные проблемы, основанные на гомофобии.

Вытеснение культурного опыта негетеросексуальных женщин происходит по причине того, что доминирующие дискурсы, связанные с гендером и сексуальностью, производят субъекты желания, четко фиксируя границы сексуальной определенности, над которыми в итоге осуществляется социальный контроль, нормализуя обязательное гетеросексуальное желание и патологизируя гомосексуальное желание. Исследуя практики знакомств негетеросексуальных женщин, автор, использует структурно-конструктивистский подход, который помогает понять способы переплетения жизни отдельного человека и социальной структуры. Автор показывает, каким образом в российском контексте социальная структура в сексуальности, а именно структура гетеронормативности, оказывает влияние на проявления гомосексуальности в гомосоциальном контакте. Таким образом, автор в своем исследовании старается ответить на следующий вопрос: как структура гетеронормативности влияет на негетеросексуальных женщин через их практики знакомства/флирта и как негетеросексуальные женщины через свои практики закомства/флирта оказывают влияние на структуру гетеронормативности?

Автор в ходе своего исследования, приходит к выводу, что, оставаясь социально изолированной, невидимой за структурой гетеронормативности группой, негетросексуальные женщины организовывают специальные пространства вне структуры гетеронормативности, подрывают ее изнутри своими практиками в публичном пространстве, стремясь к открытости своего существования и своей деятельности. Однако это долгий процесс. На изменение отношения общества к гомосексуальности, на обретение внутренней гармонии самими негетеросексуальным женщинам и, наконец, на возможность жить вне структуры обязательной гетеросексуальности, потребуется много времени. Однако, автор приходит к заключению, что если сейчас мы уже наблюдает активное подрывание гетеронормативности (примеры подрывания будут подробно представлены в тексте статьи), если процесс уже начался, то рано или поздно гетеросексуальность перестанет быть единственной универсальной нормой сексуальности.

 

Анна Александровна Шипицына (Санкт-Петербург, Россия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Модели трансформации культуры в творческом сознании (творческим сознанием).

В докладе рассматриваются модели конфликтных взаимоотношений творческого сознания и официальной культуры.

Онтологическая модель

Первый проект трансформации культуры с помощью творчества осуществил романтизм, хотя эта модель носила чисто умозрительный характер. Творческие миры, создаваемые воображением романтиков, находятся в оппозиции миру актуальной культуры, от которой автор отчуждается намеренно ради обретения личностной свободы.

Семиотическая модель

С началаXXвека творчество становится областью экспериментов с привычными культурными знаками и их означаемыми. Перекодировка «коммуникативных систем» происходит в различных направлениях искусства (имажинизм, футуризм, авангардизм, деконструктивизм и т.д.).

Этическая модель

Ещё одна модель культурной трансформации основана на «антиповедении» (исторически - народная площадная культура; антиповедение юродивых и т.д.). Художники заимствуют эту форму, инсценируя различные антиповеденческие «акции», направленные на очищение/обновление культурных смыслов, в крайних случаях – на подрыв культурных ценностей (дадаисты, современные акционисты).

Таким образом, творческое сознание часто выступает в конфликтные отношения к актуальной ему культуре, покушаясь на сферу и способ её традиционного существования.

 

Павел Васильевич Кретов (Черкасский национальный университет им. Б. Хмельницкого, Украина), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Медийный дискурс власти и феномен идентичности: символическое измерение новейшего мифа

В докладе поднят вопрос о корреляции между вербальным (дискурс) и эйдетическим (символика и медийная визуализация) образами власти и проблематикой идентичности в индивидуальном сознании и общественном мнении, формируемом медиа – ресурсами власти. Концепт идентичности рассмотрен как экзистенциал (М. Хайдеггер), а также в ментальном, психосоматическом аспектах и ​​как специфическая когнитивная конструкция. Прослеживается мифологический характер идентичности («Воображаемые сообщества» Б. Андерсона) как попытки аксиологического и онтологического самоукоренения и самоотождествления в пределах определенной дискурсивно-символической смысловой системы. В пределах традиции структурализма и философской антропологии (В. Тернер) для анализа формирования культурного пограничья (на примере России и Украины) используются: концепция лиминальных сообществ и феномен «коммунитас». Выясняется актуальность философемы символа и символических конструкций сознания в контексте становления философско-антропологического аспекта национальной и культурной идентичности. Акцентирован символический характер механизмов создания и функционирования новейших мифов , фиксирующих культурные , ценностные и мировоззренческие разграничения в пределах социальных групп, а также манипулятивный характер функцонирования символических рядов и символических конструкций в пределах медийного «фрагментированного мира». Отмечена вероятность утраты индивидом или социальной группой смысловых и ценностных ориентаций и связанной с ними свободы осознанного выбора в контексте конкузиональных войн, «новояза» (Дж. Оруэлл), а также специфики рецепции медиа-ресурсов в эпоху гипотетической технологической сингулярности и «цифровой коммуникации» (П.Вацлавик).

 

 

Елена Эдуардовна Дробышева (Академия Русского балета имени А.Я. Вагановой, Россия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Аксиология памяти: актуальные трансформации

Культура, понимаемая в ее архитектоническом пределе, сама обеспечивает свою полноту и целостность посредством различных регулятивных механизмов, одним из которых является память. Будучи инструментом воспроизводства смыслов, память имеет мощный аксиологический потенциал. Обозначим тезисно основные векторы ценностных трансформаций структур памяти в условиях актуальной культуры.

$1·                     В связи с постоянным усовершенствованием технологий отбор информации для сохранения/отчуждения в зонах культурной памяти интенсифицируется и усложняется, процессы деактуализации и реактуализации протекают быстрее и ярче, что обуславливает постоянные трансформации аксиосферы культуры.

$1·                     Ирония как доминанта аксиосферы культуры постмодерна сработала и в отношении коммеморативных практик. Несмотря на все нарастающую мощь «машины памяти», истончаются именно ее ценностные параметры. По сравнению с традиционным обществом, где посыл и восприятие примерно совпадали, в современности никакой автор мессиджа (архитектор, скульптор, художник или писатель) не может быть уверен в конгруэнтности своих идей результатам герменевтических процедур со стороны современников.

$1·                     Памятники – очевидные вместилища и порталы памяти. Актуальное художественное пространство пополняется отнюдь не пирамидами и монументами великим людям (за редким исключением), в большинстве своем это литературные, кинематографические или мифологические персонажи, в случае Петербурга ‑ условные «Остапы Бендеры» с начищенными носами, Чижики-Пыжики, коты, дворники и сантехники, выглядывающие из люка. В случае с зарубежными арт-практиками – гигантские пауки Луизы Буржуа и искореженные Русалки из поломанного телевизора Бэнкси.

$1·                     Нарастание сервисологического крена в обществе потребления – эффект очевидный. Как результат – память в ценностном отношении приобретает все больше служебных функций и при этом теряет в интенсивности сакральной составляющей.

Еще одна составляющая глобального процесса переформатирования социокультурного пространства – тотальная оцифровка реальности. Терабайты фото, писем и сообщений перестают быть тем, для чего они предназначены – посланиями/мессиджами, имеющими ценность для межсубъектной коммуникации. Девяноста девять процентов из сохраняемого в памяти наших компьютеров и телефонов никогда не будет вызволено нами или нашими потомками из плена небытия. Как джинны в бутылках, они будут томиться в ожидании археологов будущего. Но с очевидной уверенностью можно сказать – никогда ни у кого не хватит сил и терпения расшифровать эти архивы.

 

Сигрун Бильфельдт (Тюбингенский университет, Германия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Система и Свобода. Ремарки к Лотману и Карамзину

В последнюю минуту получив от Сергея приглашение, я приняла спонтанное решение рассказать о своём исследовании, посвящённом раннему российскому шеллингианству. Однако, хорошенько подумав, я остановилась на Н. М. Карамзине. Причиной такой перемены является не 250-летний юбилей Карамзина (хотя он и в самом деле даёт возможность почтить память этого выдающегося человека). Скорее мне кажется, что обзор его взглядов (по крайней мере, тех, которых он придерживался в XVIII веке) может также стать иллюстрацией к предыстории русского шеллингианства. Объяснив, почему я решила изменить тему, я, тем не менее, хочу для начала сослаться на тему конференции, с которой я познакомилась, прочитав статью Сергея Троицкого о культурных системах и формах их отчуждения и возобновления. Я не разделяю представления, будто исторические изменения культурных систем можно понимать в терминах “механизмов”. В статье Сергея упоминались работы Юрия Лотмана. Хотя я отношусь к тому с великим почтением, мне бы не хотелось говорить, будто творческое мышление молодого Карамзина находилось под влиянием культурных механизмов включения и отчуждения. Я скептически отношусь к такому методу рассуждения, тем более что сам Юрий Лотман в своих работах говорит о Карамзине как об образце независимого гения. Следовательно, мой доклад поднимает множество методологических вопросов: например, какой метод подходит для обсуждения такого культурного явления, как Карамзин. С другой стороны, давайте спросим, возможно ли из этого явления вывести конкретную культурную систему, определяемую как “европейское Просвещение”, в которую Карамзин мог быть встроен или к которой он мог быть в оппоции? Ответ дать нелегко, и он будет зависеть от различных исторических и существующих сегодня сообществ герменевтических интерпретаторов, западных и восточных, которые дают Просвещению и Контр-просвещению (И. Берлин) различные определения, исходя из своих зачастую неочевидных принципов.

Я, с другой стороны, просто хотела бы предложить внимательно прочитать о Европейском пути Просвещения (1789, 1790), описанном Карамзиным в его “Письмах русского путешественника”. Особенно восхищает то, что Карамзин даёт нам представление о свойственной Европе топографической диверсификации интеллектуальных и этических идей. Его интеллектуальный путевой дневник создаёт конкретный образо того, что он считает достойным посещения. Делая так, он даёт нам возможность познакомиться со свободно выбранными русским человеком ценностями, важными и сегодня. Для него северянин-Кант из Кёнигсберга - это не посредник cogito. Вместо этого Карамзин узнал, что человеческое существо значит для автономного морального существования. Карамзин проявляет сочувствие, посещая франкфуртских евреев (ср. Панофский, 2008) и практикует веротерпимость в том смысле, который вкладывал в это слово Лессинг. В Веймаре он вместе с Гердером приходит в восторг, рассуждая о пантеистском ощущении великого единства природы и общности людей у Спинозы. Посещение Швейцарии (Боннет и Лафатер) вдохновили его на изобретение русского неологизма, означающего взаимосвязанность и согласие в природе и человечестве (”соотносительность”). Он очень высоко оценил независимость англичан (Женева), тем более что в тайне и сам разделял те же идеи, находясь под гнётом государства и религии. Тем не менее, он представил Россию и Европу в своём бессмертном пути Российского Просвещения.

 

Петар Божанич (Белградский университет, Сербия; Университет Риека, Хорватия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.  

О естественных границах и культурных войнах. Фихте по-прежнему нас вдохновляет?

Я намерен, используя несколько всё ещё звучащих вполне современно фрагментов “Закрытого торгового государства” Фихте (1800), проанализировать последние конфликты и кризисы альянсов (Европы, космополитизма и т. д.), принимая во внимание происходящие сейчас пересечения границ и миграцию. (Например, что такое передвигающаяся группа, и как она создаётся?) Я постараюсь провести различие между понятиями культурной и законондательной нормы, показать, как сложно определить границу и сопредельную территорию, а также указать на соучастие философии и философов в создании фантазий и измышлений, неизбежно ведущих к войне и катастрофическому противостоянию.

 

Екатерина Эдуардовна Овчарова (Санкт-Петербургский политехнический университет Петра Великого, Россия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

К вопросу о феномене А.Т. Болотова

Несмотря на определенную популярность трудов А.Т. Болотова в научных кругах, о чем свидетельствуют несколько диссертаций, защищенных на материале его трудов в течение последних десятилетий, и некоторую известность его среди российских читателей, обычно осведомленных о существовании его мемуаров, он остается на периферии отечественной культуры.

Разумеется, в Богородицке и Дворяниново Болотов не обойден вниманием краеведов. Тем не менее, он не принадлежит к числу тех российских деятелей, даже самое эпизодическое появление которых в какой-либо местности служит причиной возникновения там экскурсионного культа. К такому выводу автор данной статьи пришел на основании некоторых краеведческих изысканий, результаты которых были опубликованы в трудах нескольких конференций последнего времени.

Можно также заметить, что литературные вкусы Болотова, хотя он и явился одним из первых русских прозаиков, находились в определенном противоречии с общей тенденцией развития русской литературы. За два века до «Серапионовых братьев» он предпочитал «рассказ положений», а не «рассказ характеров». Даже самые его мемуары, широко известные ныне и служащие основным объектом исследования, предназначались скорее для семьи, чем для соотечественников, в то время как обширные печатные труды Болотова, на которые он потратил немало времени и сил в течение своей долгой жизни, в настоящее время привлекают внимание лишь немногих специалистов.

Данный доклад посвящена изучению феномена этой некоторой отстраненности от магистральной линии развития российской культуры, причина которой, возможно, кроется в независимости самой натуры А.Т. Болотова и в оригинальности его суждений.

 

Дмитрий Александрович Вербин(Институт Философии СПбГУ, Россия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Трасформация восприятия Первой мировой войны в культурной памяти СССР и России

Эпохи войн и революций оставляют неизгладимое впечатление в памяти современников, заставляя иначе взглянуть на самих себя и свое место в мире, формируя мировоззрение на несколько поколений вперед. Но насколько иным может быть восприятие одних и тех же событий в зависимости от политической подоплеки, можно наглядно рассмотреть на примере памяти о Первой мировой войне.

В советское время событиям 1914-1917 гг. было посвящено всего несколько страниц в учебнике истории, где они были представлены не более, чем предтеча октябрьской революции. Даже когда накануне Великой Отечественной войны, когда отношение ко многим историческим событиям и персонам было пересмотрено, эту войну продолжали воспринимать как антинародную и империалистическую.

В постсоветский период происходит процесс постепенной трансформации общественного мнения. Вызвано это тем, что начали издаваться труды прежде запрещенных историков-эмигрантов, мемуары непосредственных участников, поэзия и проза тех лет. 2014 год был идеальным временем напомнить не только об опасных тенденциях современности, но и поразмыслить о культурной памяти, о роли исследователей в развитии ее изучения.

В ходе своего выступления я планирую показать, как память о Первой Мировой из зоны забвения, где она находилась в советский период, постепенно возвращается в область культурной практики. Можно сказать, что происходит попытка создания новой культуры памяти, и даже более того, формирование новой российской идентичности.

 

Валентин Вадимович Головин (ИРЛИ РАН (Пушкинский Дом), Россия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Великая война. Детская литература и критика детской литературы

Детская литература первой мировой войны и реакция критики. Авторы и критики. Детская рефлексия на «военную книгу». Примеры сравнения детской литературы и детской журналистики Первой мировой и Великой отечественной войны. Своеобразие оценок военной детской литературы в историко-литературных трудах. 

 

Мария Викторовна Братолюбова(Южный федеральный университет, Россия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Память о Великой Отечественной Войне на страницах донской периодической печати: зоны умолчания

В настоящее время в России происходит формирование единой государственной политики памяти, центральное место в которой занимает меморизация Великой Отечественной войны и победы в ней. Мы проследили трансформацию репрезентации памяти о войне на примере освещения Дня Победы в периодической печати в тот период, когда она превращалась из исторического события в элемент государственной политики строительства национального самосознания. Нами проанализированы материалы донской периодической печати, посвященные празднованию Дня Победы в 1945, 1955 и 1965 гг. Выбор этих дат не случаен, так как именно в данные периоды на страницах печати происходило формирование памяти о войне и ее встраивание в общественный дискурс. Каждый юбилей приносил новую тенденцию, отчуждая память от самого события, «упаковывая» его в определенную конструкцию и добавляя современный колорит, связанный с существующей общественно-политической ситуацией в стране.

Память и сознание современников формируется не только наличествующим, но и отсутствующим – «зонами умолчания».

В первые послевоенные годы наблюдался резкий разрыв между официально-парадной версией военных событий и неофициальным, личным военным опытом населения. На страницах донской периодики за май 1945 г. прослеживается тенденция умолчания, обезличивания военного подвига солдат, а Победа напрямую связывается с именем Сталина. Для первого десятилетнего юбилея характерен отказ от демонстрации решающей роли личности вождя в завоевании Победы и подчеркивание значения Коммунистической Партии, направляющей народные силы на достижение успехов в деле строительства социалистического строя и защиты его от внешних врагов. Важной особенностью двадцатилетнего юбилея Победы было появление в донской прессе воспоминаний непосредственных участников войны – как генералов, так и рядовых солдат. Письма рядовых участников войны, размещенные на страницах донской прессы, выходят из зоны умолчания, а печать наполняется личностным содержанием. Анализ публикаций за 1965г., приуроченных к Дню Победы, показывает превращение истории о ВОВ в официально регламентируемый элемент национальной памяти.

Не нашли отражения в местной печати темы военной повседневности, насущных проблем населения. Картина реальной действительности на страницах газет была достаточно «отлакированной». Многие важные темы, касающиеся истории ВОВ, не нашли отражения на страницах донской печати: уничтожение в оккупированном Ростов-на-Дону еврейского населения, сам опыт оккупации территории Ростовской области, судьба военнопленных, казачий коллаборационизм. Поэтому память о войне была сложной и проблематичной - как для простых людей, испытавших тяготы и потери близких, так и для представителей власти.

 

Вячеслав Юльевич Сухачев(Институт Философии СПбГУ, Россия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Темпоральный срез учреждения зон культурного отчуждения

Как это ни звучит парадоксально, появление зон культурного отчуждения порождается самим основанием «культуры», которое складывалось в мельчайших и бесчисленных практиках «разочарования» [Entzauberung] (М.Вебер), практиках десимволизации и десакрализации.

Одним из существенных аспектов концептуального представления этих процессов оказывается анализ темпоральных срезов культуры, обращение к которому мотивировано тем, что в основе современной культуры сохраняются «христианские метрики» историзма, хотя и потерявшие свою онтологическую определенность и предполагающие весьма определенную топологичность, активно участвующей в генерации зон культурного отчуждения.

Десимволизация привела к серьезной трансформации темпоральности, эффектом которой оказывается, с одной стороны, отклонение событийного времени, а с другой, она сопровождается распадом «чистых форм» прошлого и будущего.

Событийность, связанную с интенсивными экзистенциальными «инвестициями», сменяют «происшествия», проходящие, не задевая человеческое существо экзистенциально, что в конечном счет привела к тому, что «опыт», темпоральный по самой своей сущности, трансформируется в «переживание», акцентирующее «настоящее», ахронное и амнезийное, - это особое время, когда «настоящее» требует неустанного повторения, лишенного какого-либо основания, порождая симулякры, лишенные настоящего в алетическом смысле, - в частности, идентичность как удержание самости в темпоральном потоке преобразуется в данность «принадлежности», выстроенной в аффективном поле, - «настоящее» всегда предстает как чужое, предполагая его замену «новым настоящим». С другой стороны, распад «чистых форм» прошлого и будущего превращает «магистральный путь истории» в свалки неутилизируемых «настоящих».

Hybris новизны отбрасывает прошлое как принципиально «устаревшее», «чуждое современному человеку», не давая возможность почувствовать те «начала», которые, пусть в седиментированной предданости, продолжают свою конститутивную работу и сегодня.Седиментация двойственна по своей сути: с одной стороны, она закрепляет, дает затвердеть когитальным, аффективным, социальным, экзистенциальным стратегиям, но с другой, она оказывается сокрытием «начал», «оснований», порождая диффузию и трансформацию смыслов, переживаний.

И, наконец, будущее предстает чужим и потому нежелательным, так как нет сил принять его как радикально иное.

Такой тип темпоральности порождает не только зоны культурного отчуждения, но и превращает нас в чуждых самим себе.

 

Ксения Александровна Капельчук (ЦИЗКОП, Россия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

"Сингуляризация истории": от случая к событию

Работа с проблематикой зон культурного отчуждения представляет собой одну из критических стратегий мышления и работы с дискурсом, принадлежащих современному срезу интеллектуального поля. При этом ее можно представить как вполне традиционную философскую практику в широком смысле: совершить дескрипцию ставшего в его генезисе, тем самым произведя жест возведения к началам. Но возведение это производится скорее не в онтологическом плане, а историческом. При этом рефлексивность данного рода практики, по-видимому, заключается в том, что и само измерение истории, будучи определяемым дискурсивно, может стать объектом исследования зон культурного отчуждения.

Предметом рассмотрения в этом контексте для нас станет тот двойной поворот, который совершается в историографии XVII-XIX вв. На первом такте этого поворота смысл случая и смысл повторения объединяются в понятии революции, что инициирует возникновение того, что мы называем всемирной, или универсальной историей. На втором же такте парадоксальным образом из этой истории изымается как случай, так и повторение. Если обратиться к историографии, то мы увидим, как это демонстрирует Козеллек, что понятие случая, бывшее в широком употреблении в исторических описаниях и в рефлексии истории еще до XVIII века, после этого начинает вытесняться и практически отсутствует как принцип в работах, посвященных истории и философии истории в XIX в. В этом заключается та двойственность «сингуляризации истории», которая, с одной стороны, устраняет из рефлексии исторического механизм причинности и открывает историю как пространство уникальности, но, с другой, устраняет также и случай, поскольку тот представляет собой акцидентальную причинность.

«Сингуляризация» истории, таким образом, отказывает в правомерности тем самым категориям, которые сделали ее возможной. Но при том, что понятие случая вытесняется на уровне историографии, оно по-новому возвращается в философии, открывающей для себя измерение историчности и понятие события.

 

Лада Владимировна Шиповалова (Институт Философии СПбГУ, Россия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Механизмы исторической памяти: случай эпистемологии

С тех пор как современная эпистемология открыла в науке эпистемические разрывы, внутреннюю дискретность и непоследовательность, перед ней стоит очевидная проблема оправдания жеста исторического припоминания или «реактуализации» того, что в качестве до-научного было благополучно вытеснено на обочины истории науки. Казалось бы, этот избыточный жест представляет собой исключительно интерес историка-антиквария внимательного к ушедшим из актуальности смыслам научных концептов, интерпретациям научных фактов, непонятным нам современным «стилям научного мышления», иной логике и содержанию научного познания. Казалось бы, прогрессистская история уже совершала свой выбор, в отношении альтернативного прошлого науки должна завершиться процедура окончательной «деактуализации», а память должна проявиться в модусе искусства забвения.

В докладе обосновывается необходимость сомнения в таком отношении к «до-научному» прошлому (само использование концепта «до-научности» предлагается истолковывать как элементарный механизм «деактуализации»). Контекстом этого обоснования выступает тезис о значении науки и научного языка как определяющего элемента европейской культуры. При этом делается три шага. Во-первых, описываются в общих чертах механизмы «реактуализации» альтернативного научного прошлого, изобретаемые и используемые исторической эпистемологией (М. Фуко, Я. Хакинг, Л. Дэстон, Б. Латур и др.). Под альтернативным прошлым понимается проигравшая и вытесненная научная парадигма. Во-вторых, раскрывается существо аргументации против актуальности такого рода исторических исследований, «релятивизирующих науку», вводящих в нее «опасный плюрализм» и «множественность». В-третьих, определяются возможное значение, которое приобретает работа «реактуализации», совершаемая исторической эпистемологией, не только и не столько для самой науки, но для культурных практик современности.

 

Мария Владимировна Семиколенных (ЦИЗКОП, Россия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

«Платону следует помочь»: реактуализация платонизма в западной философии XV в. (на примере трактата Виссариона

Никейского In Calumniatorem Platonis)

Судьба Платона в интеллектуальной истории средневекового Запада была двойственной: с одной стороны, лишь немногие отрывки из его произведений были известны, и тем, кто желал постичь суть его учения, приходилось полагаться на позднейшие пересказы и комментарии; с другой стороны, в средневековой традиции Платон представал мыслителем, учившим о бессмертии души, посмертном воздаянии и земном мире как несовершенном отражении мира горнего, — чуть ли не предтечей христианства, сумевшим постичь устройство мира и божественную природу в той мере, в какой это возможно для человека, жившего до Воплощения. Но в начале эпохи Ренессанса, с появлением переводов ранее неизвестных западному читателю произведений платоновского корпуса, идеальный образ мыслителя древности претерпел значительные изменения: некоторые суждения и идеи Платона могли показаться читателю не только несовместимыми с догматами христианской веры, но и попросту скандальными. У философа нашлось немало противников, считавших, что ему нет места в одном ряду с прославленными мыслителями древности и отцами Церкви. С другой стороны, были у него и горячие приверженцы, настаивавшие на том, что сочинения Платона (при условии их правильной интерпретации) никак не могут подорвать его авторитет.

Одним из важнейших эпизодов этой дискуссии является обмен репликами между двумя знаменитыми учёными греками, Георгием Трапезундским и Виссарионом Никейским: первый в сочиненииComparatio Aristotelis et Platonis стремится доказать, что доброму христианину, желающему блаженства и спасения души, следует бежать платоновской философии, второй пытается опровергнуть его обвинения. В докладе будет предпринята попытка продемонстрировать стратегии маргинализации платоновского наследия, применявшиеся Георгием Трапезундским, и его реактуализации в сочинении Виссариона Никейского.

 

Наталия Львовна Гуляева(Институт Философии СПбГУ, Россия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.  

Две трансформации рекламного плаката в России в первые тридцать лет XX века

Культуру начала XX века можно охарактеризовать как время культурных «сломов», которые сыграли огромную роль в дальнейшем развитии культуры России. Смена культурных парадигм отразилась на искусстве плаката. Плакат, как самый оперативно реагирующий на изменения и массовый по охвату вид искусства, стал отражением изменений во всех сферах жизни общества.Говоря об изменениях культуры в первое тридцатилетие XX века, можно отметить, как минимум, две смены культурных парадигм, которые нашли свое отражение в различных практиках (литературе, живописи, музыке и др.):

1) Первая смена установившихся форм, принципов, системы взаимоотношений, а, следовательно, и культурных образцов произошла в 1910-е, когда авангард стал главенствующим течением.

2) Вторая смена связана с «возвращением» к «старым» формам, но при новых условиях в период новой экономической политики 1920-х годов XX века.

 

Ирина Петровна Бусуркина(Институт Философии СПбГУ, Россия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Феномен юродства в русской культуре XVII-XX веков: деактуализация из публичных практик и реактуализация в литературе

Смысл и значение того или иного феномена культуры может значительно трансформироваться в зависимости от парадигмы развития общества. Цель статьи – проследить путь деактуализации первоначального смысла юродства в публичных практиках и его реактуализацию, переосмысление в литературе. Таким образом, юродство рассматривается как маргиналия, вытесненная из культурной практики в связи с утерей своих функций.

К моменту пика своего развития в XVI веке, юродство на Руси стало важным элементом в культурном пространстве, в своей полноте присущим лишь русской традиции. В публичной практике юродство представляло собой самобытную форму протеста. Он проявлялся в виде обличения («ругания миру»), осмеяния и общественного заступничества. Юродивый своим поведением напрямую демонстрировал «правду Божию».

Кризис данного явления пришёлся на третью четверть XVII века, когда преследования со стороны власти и церкви привели к умалению общественной роли юродства. Представители власти стали рассматривать юродство как форму праздности и возмущения общественного порядка, а самих юродивых – как нежелательный элемент общества. Церковь стремилась к строгому контролю над доступом к святости, в которую не вписывалась концепция юродства. В культуре секулярного характера больше не мог существовать данный элемент в неизменном виде, поэтому юродивые перестали официально считаться «людьми божьими». Теперь юродство становится скорее народным явлением, продолжая существовать в бытийной практике вплоть до начала XX века.

В конце XIX – начале XX века наблюдается небывалый интерес к данному феномену, вызвавший дискурсивный взрыв в литературе. Вытесненный элемент культуры послужил источником множества творческих сюжетов, которые реактуализировали предыдущий культурный опыт, но уже в ином качестве. В литературе возникли новые типажи героев, которые являлись скорее «ментальными» юродивыми. В их поведении практически исчезла сакральная составляющая, на первый план выдвинулась жажда обличения мира, следование идее справедливости и свободы от материальных ценностей и социальных статусов. Иногда же черты юродства проявлялись не только в текстах, но и в особом, «знаковом» поведении их авторов, отражая новый взгляд на данный феномен.

 

Алексей Валерьевич Малинов(Институт Философии СПбГУ, Россия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Границы историко-культурных и историко-философских эпох: проблемы определенности

Всякое историко-культурное и историко-философское явление предполагаем установление границ изучаемого явления. Собственно говоря, историк культуры и историк философии имеет дело как с историко-философскими, историко-культурными эпохами, которые иногда совпадают (Античность, Средневековье, Просвещение и т. п.), так и с явлениями (отдельные учения, направления, школы, идеи и т. п.). Исторические дисциплины изучают явления, эпохи, которые завершались и последствия которых достаточно ясны. В качестве примера приводятся "русское Просвещение" и "Русский религиозно-философский ренессанс".

 

Ксения Васильевна Сурикова(Институт Философии СПбГУ, Россия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Музейный нарратив форма культурного отчуждения

Музейные экспозиции, посвященные войне, представляют один из самых действенных способов деактуализации тех или иных аспектов культуры памяти. Это связано со спецификой музейного способа представления истории. Любой мемориальный музей представляет последовательность событий, но не линеарно, а фрагментарно. То, какие фрагменты истории будут представлены, а какие останутся за рамками официального культуры памяти, в конечном итоге формирует культуру памяти о войне в сознании посетителя.

В докладе предлагается анализ экспозиции, архитектуры и социальных практик мемориальных музеев, который показывает, как, и исходя из каких оснований, музей формирует политику памяти. Для рассмотрения был взят ряд региональных музеев, посвященных событиям Великой отечественной войны: музей-памятник «Защитникам перевалов Кавказа» (Карачаево-Черкесия); музей «Молодая гвардия» (Краснодон); «Зайцева гора», Военно-исторический музей (Калужская область); Музей боевой славы (Коломна); Музей военной автомобильной техники (Рязань) и др.

Традиционно культура памяти о войне в России характеризуется героизацией и единообразием. Музеи, не имея возможности представить всю совокупность знания о войне, производят отбор фактов, сюжетов и иллюстраций. И именно результаты этого отбора показывают является ли он результатом общероссийской политики памяти или, в ее отсутствие, пытается сконструировать свое видение направления исторических рефлексий.

Особенно интересны музеи, находящиеся в разных регионах страны и имеющие специально проектировавшийся архитектурный комплекс, а не занимающие здания, приспособленные под музейные нужды. Архитектура музея в данном случае выступает как визуальный язык разговора о прошлом, который ярче всего характеризует музейную интерпретацию истории.

Кроме архитектуры, для выявления особенностей музейной репрезентации истории, важен анализ культурно-политического контекста, выставочной политики, роли, которое место памяти играет в локальных коммеморативных практиках. При этом появляется возможность, сравнивая проекты между собой, понять насколько они обладают собственной идентичностью или следуют общероссийской политике памяти.

 

Иван Александрович Гринько(Российский научно-исследовательский институт культурного и природного наследия им. Д.С. Лихачёва, Россия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

«Музейные» границы и национальные идентичности

Бенедикт Андерсен (1973), описывая структуру нациестроительства, выделил в этом сложном процессе «три института власти, которые, хотя и были изобретены еще до середины XIX в., изменили, по мере вступления колонизированных зон в эпоху механического воспроизводства, свою форму и функцию». Этими институтами были перепись населения, карта и музей. Сегодняшний мир продуцирует идентичности в невиданных масштабах, но важно то, что инструментарий, в сравнении с эпохой «больших наций», практически не изменился. По крайней мере, музей и карта, а если быть точнее – их симбиоз – по-прежнему эффективны для формирования идентичностей самого разного порядка.

Однако современные музеи не ограничиваются исключительно картами, но и активно используют сам образ границы для формирования национальных идентичностей. Данный образ может формироваться за счет целого ряда музейных приемов от использования реальных объектов, связанных с границей, до концептуальных приемов в сценариях экспозиций и оригинального этикетажа, использующего образ границы.

В докладе на полевых материалах из музеев Европы будут показаны схемы использования образа границ в музейном пространстве и их основные функции.

 

Евгений Анатольевич Маковецкий (Институт Философии СПбГУ, Россия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Музей: идеологический и риторический анализ зон культурного отчуждения

В докладе анализируется роль музея в формировании зон культурного отчуждения. Кроме того, рассматривается возможность двух стратегий интерпретации последних. Во-первых, в качестве следствия воздействия идеологии на процесс формирования культурной памяти. Во-вторых, в качестве своего рода «фигур умолчания» и «модусов забвения», которые можно рассматривать и как софистические приёмы, и как ошибки в применении искусства красноречия, – но в любом случае, оставляя за скобками психологическую ангажированность, которая неизбежна при идеологическом подходе к анализу зон культурного отчуждения.

Музей в докладе выступает в качестве базовой модели как при изучении механизмов формирования памяти, так при интерпретации возникающих зон культурного отчуждения.

1. Одним из механизмов формирования концепции культурного наследия является идеология (наряду с правовым и религиозным механизмами). Понимание же идеологии в качестве «слепого пятна» (С. Жижек) и формы ложного сознания (П. Слотердайк) позволяет понимать аналитику зон культурного отчуждения в качестве варианта проекта критики идеологии.

2. Музей в качестве одного из институтов, продуцирующих культурное наследие, безусловно, использует и идеологические приёмы в своей работе. На протяжении двух последних столетий (время существования публичного музея) музей выполнял функции проводника разнообразных идеологий: Просвещения, Империи, европоцентризма, эволюционизма, современного искусства, искусства, атеизма и пр. В настоящее время ключевой идеологией для музея становится идеология культурной памяти.

3. Принимая гипотезу, согласно которой одним из генетических источников музея является риторическое искусство памяти, мы можем применить к анализу зон культурного отчуждения (таких, какие были сформированы, в том числе, благодаря музею) риторический инструментарий.

4. Чисто риторическое отношение к культурному наследию, являющемуся ядром идентификации, способно снять психологическую остроту при анализе зон культурного отчуждения.

 

Наталья Михайловна Позняк(Гомель, Белоруссия)

Спрятать город. Современная белорусская поэзия в координатах городской географии

В докладе анализируются основные стратегии освоения городского пространства современными белорусскими авторами. В белорусской литературе послевоенного периода город по ряду идеологических и социальных причин вытесняется на периферию литературного опыта, уподобляясь фигуре умолчания и «забытой» территории, фону сюжетного действия. Проблема самоидентификации белоруса в рамках городского пространства, размытость городских границ стали предметом интенсивных литературно-критических дискуссий в «переходный период» развития белорусской литературы (конец 1980-х начало 1990-х).

Современные писатели пытаются преодолеть фрагментированность и раскол национальной идентичности между полюсами городской и сельской цивилизации, конструируя и легитимируя национальный миф в координатах именно городской географии, сообразуясь со средой существования современного человека. Авторы, отталкиваясь от своих локальных представлений о культурной принадлежности городских топосов в различные отрезки исторического времени, а также подвижности политических и этнических границ в восточноевропейском регионе, описывают города как места, неоднократно менявшие свою культурную идентичность, выстраивая таким образом модель «города на границе». Эта модель в современной белорусской поэзии в большинстве случаев основывается на построении национального мифа, предполагающего «присвоение» городского пространства с опорой на национальные исторические нарративы и институты власти. Наряду с «городским» нациетворчеством, характерным преимущественно для текстов старшей генерации поэтов, в современной белорусской литературе можно выделять группу авторов, осуществляющих попытку деконструирования национальных стереотипов и моделирования городского пространства как полиэтнической, многоязыковой территории. Целью последних является легитимация Беларуси как пограничного государства «на перекрёстке» между Европой и Россией.

Обе очерченные выше группы литераторов преодолевают «культурное отсутствие» белорусского города как посредством наполнения его пространства элементами повседневности, так и переосмысляя опыт самоизоляции белорусов и их существования на маргинесе между столицами соседних государств. В текстах современных белорусских поэтов ощущается тоска по утраченному городскому центру (столице), постулируемому как первообраз национальной культуры. Поиски такого центра приводят к конструированию целого ряда «столиц», определяемых исходя из индивидуальных установок конкретных авторов и их региональной принадлежности. Таким образом, городское пространство в современной белоруской поэзии размывается, превращаясь в зону культурного отчуждения на пересечении различных, подчас исключающих друг друга городских нарративов.

 

 

Заочное участие

Борис Георгиевич Соколов (Институт Философии СПбГУ, Россия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Изоляция и перекодировка прошлого: туризм и музей

Boris Sokolov (St.-Petersburg State University, Russia), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Isolation and recoding of the Past: tourism and museum

В одном небольшом тексте М.Хайдеггера, посвященном «Сикстинской мадонне», немецкий мыслитель совершенно справедливо отмечает, полемизируя с Теодором Хетцером, что аутентичное, а значит подлинное место данной работы Рафаэля – это алтарь церкви в Пьяченце. Картина или икона, вырванные из своего первоначального «жилища» и помещенные в пространство музея утрачивают не просто свое предназначенное ей место и помещается в чем-то чуждую ей среду, но и своей той символической контекстуальности, которая собирает тот или иной предмет или феномен в его изначальной аутентичности. Конечно, подобное вряд ли применимо к тем произведениям, в особенности современным артобъектам, которые создаются как с «прикидкой» на музейное или выставочное пространство. Но в отношении огромного массива произведений искусства, которые создавались не как объекты возможного музейного экспонирования и массового «потребления» как продукта туристической индустрии, это замечание М.Хайдеггера справедливо. Более того, подобное соображение можно высказать и в отношении всего того, что ныне становится объектом музейной экспансии и турбизнеса как в Петербурге, так и во многих города Италии.

Города, дворцы, общественные здания, крепости, тюрьмы, археологические руины становятся теперь местом совершенно иной, нежели изначальная, культурной и символической контекстуальности. Одно дело дворец или замок, в котором жило не одно поколение знати, а другое – объект «паломничества» в стиле турбизнеса, когда каждый желающий за определенную плату на время и по совершенно иным, нежели исконные обитатели этих помещений, оказывается на небольшой промежуток времени в этих пространствах. В первом случае место экзистенциально обживается в как свое, родное, близкое, тесно связанное, а во втором – как временное и экзистенциально чуждое. Происходящая сборка данного феномена (дворец, замок, церковь или т.п.) оказывается совершенно иной, как иным оказывается и символический горизонт, который необходимым образом присутствует в любом феномене культуры. Соответственно, изменяется сам ландшафт бытования, а также смысл тех предметов, объектов, зданий, дорог и т.п.которые оказываются перекодированы по новым символическом и экзистенциальным параметрам. Все это приводит к не столько к сбережению и сохранению аутентичной контекстуальности того или иного пространства (что использует риторика, оправдывающая тотальную экспансию музейного пространства и необходимость консервации «якобы» аутентичности памятников старины), сколько к тотальной перекодировки и символическим сдвигам в этом пространстве. Память, таким образом, перекодируется, а предмет, здание, памятник скульптуры и т.п. перекодируется по новым лекалам.

Все это, собственно говоря, разрушает аутентичность места обитания и не случайно туристические зоны воспринимаются не как «манифестация аутентичности» той или иной культуры, а как симуляционный фасад, не скрывающей за собой больше ничего, кроме ставшей унифицированной глобальной «экзотики». В результате подобной символической и экзистенциальной перекодировки миллионы путешественников получают лишь эрзац той культуры, ради знакомства с которой они подчас предприняли то или иное путешествие, а само местное население лишается того символического и культурного ядра и памяти, которое обеспечивает преемственность и аутентичность. Происходит процесс тотальной изоляции: местного населения от своего прошлого и своих корней, а путешественников – от мест, где могла бы произойти встреча с иным.

Places and objects which become the object of the Museum and expansion of the tourist industry in St. Petersburg and in many cities of Italy are subjected to a total symbolic and existential conversion

Cities, palaces, public buildings, fortresses, prisons, archaeological ruins have now become places devoid of original, cultural and symbolic contextuality. One thing the palace or castle, in which generations of the nobility lived for a long time , and the other is the object of "pilgrimage" in the style of the tourist industry. A large number of cultural objects (palaces, castles, churches etc.) are recoded according to the new symbolic and existential parameters. This leads not to conservation and preservation of authentic contextuality of a space (which is used in the rhetoric to justify the total expansion of the) but to the total transcoding, and symbolic shifts in this space. Cultural memory, which is stored in the object, bccome re-encoded.

This process destroys the authenticity of the habitats and not by chance tourist areas are not perceived now as "the manifestation of authenticity" of a culture, but as a simulation of the facade, not hiding behind anything more than a unified global exotics. As a result of such symbolic and existential transcoding millions of travelers get only ersatz of the native culture. In turn the local population a deprived of symbolic and cultural core and memory that provides continuity and authenticity. It is the process of total isolation: the local population isolates from their past and their roots, and travelers isolate from places where they could be met with Other.

 

Елена Антониновна Макарова (Национальный исследовательский Томский государственный университет, Россия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Феномен преодоления ситуации фронтира в поездке к переселенцам Глеба Успенского

Содержательный и концептуальный аспект сибирского топоса за долгий период своего существования выстраивался на системе оппозиций Центра и колонии, что формировало вокруг Сибири определенную маргинальную зону культурного отчуждения. По мере развития историко-культурной ситуации обнаруживается процесс деконструкции – создания образа регионального «Другого» в русско-европейском сознании, развивающийся на фоне все большего внедрения в жизнь областнической концепции, что способствует налаживанию продуктивного диалога метрополии и периферии. При отборе культурных артефактов значительную роль играют не только количественные или качественные характеристики объектов, но и интересы, цели и особые «дефициты» воспринимающей культуры. На примере цикла очерков Глеба Успенского «Поездка к переселенцам» проявляется ситуация преодоления культурного трансфера, направленного не на закрепление зоны отчуждения, а на встраивание в новую культурную систему с учетом возможной трансформации в процессе реализации трансфера. Механизм проникновения одной культуры в другую инициируется участием культурных «посредников», осуществляющих подобный смысловой культурный перенос идей в другой контекст восприятия. В рамках рассматриваемой темы таким посредником становится феномен русского переселенчества в Сибирь в рецепции русско-европейского культурного сознания рубежа XIX–XX вв.

 

Николай Иванович Карбаинов (Социологический институт РАН, Россия)

О чём поет Саида Мухаметзянова: народные песни как отражение культурной памяти в постсоветском Татарстане

What does Saida Mukhametzyanova sing of: folk songs as cultural memory reflection in Post-Soviet Tatarstan

В 2015 году Саида Мухаметзянова из Татарстана исполнила на слепом прослушивании в рамках российского шоу «Голос. Дети» татарскую народную песню «Су буйлап» («Вдоль реки»)(https://www.youtube.com/watch?v=AeE6kaJXDds):

« Волга - Велика' ведь она, глубока ведь она,
Глубока ведь она, широка ведь она.
Темна' ночь, пасмурен день.
Мы расстались с тобой, в этот день.
Волга - Велика' ведь она, полноводна она,
 Свои воды к морю несет она.
 Журчащие воды, веющие ветра,
 Всё ещё трепещет сердце моё.
Выйдя на высокие берега Великой реки,
Скажу я Волге-реке:
- Печаль мою глубокую унеси
 с собой, ты, в море.
Берега были пустынны, воды грустны.
Когда мы расставались с тобой.
Волны судьбы
Может быть нас еще соединят».

На первый взгляд эта народная татарская песня о расставании и печали не содержит каких-либо исторических и политических сюжетов. Но если мы обратимся к истории и вспомним, что в серединеXVI в. после взятия Казани Иван Грозный запретил селиться татарам-мусульманам рядом с крупными реками, то эта песня приобретает серьёзный историко-политический смысл. В нашем докладе на примере исполнения песни «Су буйлап» Саидой Мухаметзяновой мы попытаемся показать, как народные песни становятся инструментом политической мобилизации и каким образом забытые политические послания народных песен выводятся из зоны культурного отчуждения в актуальное политическое поле в постсоветском Татарстане.

 

In 2015 Saida Mukhametzyanova from Tatarstan performed the folk tatar song “Su bulap” ( Along the river) at blind casting session of russian show “The Voice Kids Russia”. From the first sight this folk tatar song about parting and sadness doesn’t have references to anykind of historical and political theme. However if we turn to history we discover that in 16 century after seizure of Kazan Ivan the Terrible baned tatars-muslims from settling along large rivers. In this context the song receives another historical and political meaning. Using the song “Su builap” as an example the article tries to show how folk songs become a tool for political mobilization and how forgotten political messages of folk songs could be derrived from the zone of cultural estrangement to the current political field of Post-Soviet Tatarstan.

 

 

Николай Алексеевич Трапш (Государственный архив Ростовской области,  Россия; Южный федеральный университет, Россия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Ольга Ивановна Шафранова (Северо-Кавказский федеральный университет, Россия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Культурное отчуждение как особый элемент имперской инкорпорации: ментальные дискурсы кавказского пограничья в XIX столетии

Системная инкорпорация горских сообществ Северного Кавказа в имперское социально-экономическое, политическое и культурное пространство предполагала не только жесткое подавление вооруженного сопротивления и последующее формирование новой системы местного управления, но и синхронную трансформацию региональной культуры, определенная часть которой испытывала искусственную модернизацию. Своеобразными инструментами указанных преобразований выступали целенаправленная переселенческая политика, включая принудительную эмиграцию, административные ограничения традиционного образа повседневной жизнедеятельности, образовательные практики и неизбежный диалог локальных этнических культур, контролируемый властными структурами и осуществляемый на ограниченной территории. Горские сообщества, помещаемые в новые территориальные границы, изменяли традиционную систему хозяйственной деятельности и социальной коммуникации, постепенно исключая устойчивые элементы культурной памяти, замещающиеся привнесенными традициями. В частности, традиционная система общественного землепользования нередко трансформировалась не столько в контексте имперских нормативных требований, сколько под непосредственным воздействием новой социальной стратификации и экономического опыта соседних казачьих станиц. Многочисленные мухаджиры, покидавшие историческую Родину, напротив, искусственно консервировали культурные традиции, позволяющие поддерживать консолидированное существование в агрессивной этнической среде Османской империи. Своеобразными маркерами культурного отчуждения являлись и отдельные административные нормы, связанные системным ограничением открытого ношения огнестрельного и холодного оружия. Ментальные практики горских сообществ рассматривали личное вооружение как естественный атрибут социокультурной идентификации, целенаправленное исключение которого создавало благоприятные условия для масштабной ревизии устойчивых стереотипов индивидуального и группового мировоззрения. Особое место в разворачивающем диалоге локальных культур отводилось образовательным практикам, в рамках которых имперские ценностные ориентации органично транслировались горским представителям, помещенным в закрытую среду специальных школ или отправленных в элитные учебные заведения, функционировавшие в столичном и провинциальном пространстве. Молодые горцы, получившие российское образование, в разной степени становились естественными проводниками самодержавной политики, направленной на последовательное перекодирование местных ментальных установок. Необходимо отметить и важную роль органичного культурного диалога, детерминированного массовым перемещением казачьих сообществ в предшествующие места традиционного проживания горских социумов. Конфликтное взаимодействие, развивающееся и в сложной области семейно-брачных отношений, также способствовало системной трансформации культурных стереотипов и качественному изменению базовых характеристик сложившейся идентичности.

 

Ольга Викторовна Шиндина (Саратовский государственный университет им. Н.Г. Чернышевского, Россия)

Немцы Поволжья: проблемы культурной памяти и культурного отчуждения

В докладе «Немцы Поволжья: проблемы культурной памяти и культурного отчуждения» предпринята попытка осмыслить механизмы формирования зоны культурного отчуждения и реактуализации историко-культурного наследия поволжских немцев, которое на сегодняшний момент может рассматриваться как элемент, в определенном смысле вытесненный из культурной и социальной памяти региона.Этнический признак является важной характеристикой региональной культуры, в которой переплетаются самобытные, подчас уникальные локальные традиции. Анализ эволюции местной социокультурной специфики через призму этнокультурных особенностей видится особенно плодотворным для изучения проблемы культурной идентичности жителей региона. Исследование многонациональной культуры Поволжья представляется невозможным без учета факторов влияния немецких колонистов на социокультурную, хозяйственно-экономическую жизнь региона. Полная драматизма судьба немецкого населения Поволжья, подвергнутого депортации и не получившего в 1992 году поддержки в вопросе восстановления АССР Немцев Поволжья, может рассматриваться в качестве примера создания зоны культурного отчуждения, инициировавшего в период перестройки такие сценарии определения этнокультурной идентичности, которые повлекли за собой массовый отъезд российских немцев на историческую родину. При этом необходимо отметить, что влияние «вытесненного» на актуальную культуру региона сохраняется в виде воздействия на определенные повседневные культурные практики жителей региона, манифестирующие разнообразные формы культурной памяти и поиск культурно-символических моделей идентичности для поволжских немцев в наши дни. Период 1990-х годов представляется временем осуществления в Нижнем Поволжье сложного процесса деактуализации культуры российских немцев, в массе своей вернувшихся в бывшую Немецкую Республику (в ее пространственно-географических, территориальных границах 1920 – 1930-х годов), и, вместе с тем, ее реактулизации, выраженной ввоссоздании тех элементов культурной памяти, которые могут обеспечить сохранение национальной индивидуальности. Изучение лингвистического и географического аспектовкультурной топографии, связанной с немецкими колониями на Волге, со всей убедительностью демонстрирует формирование механизмов вытеснения из официального дискурса немецкого топоса, в различные исторические периоды маркированного как «враждебный» и реабилитированный. Вытеснение из культурноголандшафтаНижнего Поволжья немецких топонимов (значимого фактора конструирования идентичности) стало существенной проблемой воссоединения семей репрессированных поволжских немцев, которые в поисках сосланных родных ориентируются на ныне утраченную на Волге немецкую топонимику.

 

Анна Натановна Быстрова (Сибирский государственный университет путей сообщения, Россия),

ГЕГЕЛЬ: ПРОБЛЕМА ОТЧУЖДЕНИЯ(РАЗВИТИЕ ПОНЯТИЯ)

Приверженность традициям привела Конфуция к известной максиме: «Я толкую, но не создаю». Традиции осознавались основой стабильности мира, а всеобщий мировой порядок должен опираться на «правильные имена», обеспечивающие точность мысли.

Современные постмодернистские взгляды игнорируют все, что переосмысляет учения прошлого. Отвергаются уже сформулированные сущности, и выстраиваются положения, которые не осмысляют мир, а сочиняют «новые» взгляды. Следовательно, наука стоит перед задачей прояснения «правильных имен».

Такова судьба термина «отчуждение», употребленного Гегелем при анализе саморазвития абсолютного духа. Термины, употреблявшиеся Гегелем, обычно переводятся одним понятием. Однако Гегель вносит различия в обозначение каждого состояния абсолютного духа. Для правовых отношений употребляется понятие «Entäusserung», что буквально означает: «вынесение вовне», «отнятие» вещей, благ, внешних человеку. Уточняя это понятие, он пишет: «Неотчуждаемы те блага, которые … образуют мою собственную личность …, содержатся в моей сущности…»¹. Употребляется также термин «Veräusserung» от глагола «veräussern» – продать, сделать «не своим»².

Касаясь религии, Гегель использует понятие: «Entfremdung», представленное как зло, «чуждое», «ставшее чужим» в отношении бога, «коль скоро … единичное отделяется от всеобщего … и стремится существовать абсолютно для себя»³( с. 78)

В «Науке логики», исследуя категорию количества, он вводит смысловую характеристику, которая также переводится как «отчуждение», однако в тексте Гегеля употребляется: «Entäusserung». Здесь изменена лишь первая флексия, но философ обозначает смысл как «самое крайнее отчуждение», при котором «мышление … занимается насильственной деятельностью, – онодвижетсяв сферебезмыслияи приводит в связь то, что не способно быть необходимым»⁴.

Диалектика «Феноменологии духа» демонстрирует, как духовная сущность мира, «взаимопроникновение бытия и индивидуальности» осуществляет себя в «единстве самости и сущности», а дух, и субстанция «имеют друг для друга также значение отчуждения»⁵.

В марксистской теории отчуждение характеризует капиталистическое производство. Это значение понятия превалировало в отечественной философии, что привело к обеднению его коннотаций, к выхолащиванию смыслового богатства.

1. ¹Гегель Г.Ф.В., Работы разных лет. М.,: Мысль, 1971. С. 42
2. ²Там же. С. 199
3. ³Там же. С. 78
4. ⁴Гегель Г.В.Ф. Наука логики. В 3 т. Т 1 М.: 1970. С. 288
5. ⁵Феноменология духа. М.: ЭКСМО, 2007.С. 284-285.

 

Юлия АлександровнаГрибер (Смоленский государственный университет, Россия), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Клеточное моделирование механизмов цветовой культуры

В каждой культурной парадигме существует развитый набор цветовых символов, которые ее носители ежедневно используют в своей коммуникации друг с другом. Цветовой архив каждой культуры имеет настолько выраженные особенности, что в последнее время все чаще описывается с помощью специального термина «цветовая родина». Цветовые параметры усваиваются в ходе социализации и на протяжении всей последующей жизни в большинстве случаев используются неосознанно, составляя мощную и достаточно инертную семиотическую среду, законсервированную и поддерживаемую в различного рода метатекстах культуры: языке, обрядах, фольклоре, мифологии.

В культурной жизни мы сталкиваемся с различными способами деактуализации и реактуализации, которые меняют структуру элементов культуры и заставляют ее, как самоорганизующуюся систему, перестраиваться в соответствии с новыми обстоятельствами, привлекая к себе заинтересованное внимание исследователей. Однако, как правило, эти процессы изучаются в их прошлом или настоящем состоянии с применением ставших уже традиционными диагностических и аналитических методов. Мы же предлагаем принципиально иной подход и ставим перед собой задачу, используя «мягкую» математическую модель и современные компьютерные технологии визуализации, «заглянуть в будущее» и сделать прогноз динамики цветовой культуры.

В работе предлагается проект клеточного моделирования цветовой культуры. Клеточный автомат представляет собой совокупность соединенных между собой одинаковых клеток. Все клетки образуют сеть (решетку) клеточных автоматов. Состояние каждой клетки определяется состоянием клеток, входящих в ее локальную окрестность и называемых ближайшими соседями.

Клеточное моделирование в последнее время успешно применяется в прогнозировании различных социальных процессов. В частности, описаны клеточные модели расовой сегрегации при выборе места жительства (Casti 1990), модели процесса распространения новостей и инноваций (Bhargavaetal. 1993), модели динамики электоральных предпочтений (Ландэ, Фурашев 2007).

Материалом нашей модели станет городская колористика. Район города будет представлен как матрица 20 на 20, каждая ячейка которой соответствует дому и имеет цвет. Эволюция системы будет рассмотрена на временном горизонте в 100 тактов. Полученные состояния, по-новому представляя механизмы культурной памяти, позволят эмпирически оценить их существенные характеристики и темп.

 

Дмитрий Александрович Мисюров (Московский государственный университет геодезии и картографии (МИИГАиК), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Диалектика перцепции и апперцепции в познании как преодоление зон культурного отчуждения: моделирование с помощью диалектических диалогических схем и диалектических формул на основе двоичного счисления

Проблема появления зон культурного отчуждения связана с недоразвитостью прогрессивного диалектического эволюционно-революционного сознательного отражения, в том числе в диалектике классических перцепции (как смутного, бессознательного восприятия) и апперцепции (более ясного сознания). Развивающий диалектический диалог для перцепции (П) и апперцепции (А) с выходом на новые уровни П’ и А’ соблюдается в диалогической диалектической схеме с удваивающимися символическими весами:

П₁ – А₂ –

П’₄ - А’₈ –

И т.д.

когда разрешение противоречия первичных перцепции П₁ и апперцепции А₂ дает новый, более весомый уровень перцепции П’₄, а разрешение противоречия указанных трех элементов дает А’₈, и т.д. Новый уровень восприятия П’₄, за счет революционного диалектического синтеза первичных элементов, уже позволяет во многом устранять зоны познавательного отчуждения, а базирующаяся на новой перцепции П’₄ новая апперцепция А’₈ способствует более точному познанию. При этом имеются отрицания отрицания: П₁ – А₂ – П’₄, а также А₂ – П’₄ - А’₈.

Моделирование с помощью диалектических формул на основе двоичного счисления позволяет представить многоуровневый, дискретный прогресс разрешением противоречий, с диалектико-математико-семантической закономерной комбинацией доминант (обозначены прописью, соответствие 1 в двоичном числе) и недоминант (обозначены строчно, соответствие 0) элементов: в эволюционном виде (шаги от одних комбинаций-противоречий к другим комбинациям-противоречиям на одном уровне как разрешение незрелых противоречий) и в революционных скачках с уровня на уровень (выделены) как разрешение зрелых противоречий с выходом на новый уровень развития с образованием нового элемента. Общая формула:

yx (00) - yX (01) - Yx (10) – YX (11) –

X’yx (100) - X’yX (101) - X’Yx (110) - X’YX (111) –

Y’x’yx (1000) – и т.д.

При этом соблюдается диалектический принцип взаимосвязи элементов в развитии. Для перцепции (п) и апперцепции (а):

а₀п₀ - а₀П₁ – А₂п₀ – А₂П₁ –

П’₄а₀п₀- П’₄а₀П₁ - П’₄А₂п₀ - П’₄АП₁ –

А’₈п’₀а₀п₀– и т.д.

Эволюционно-революционная диалектика перцепции и апперцепции на каждом новом уровне-витке познания преодолевает зоны культурного отчуждения, критически, в единстве и борьбе, с взятием ценного, отрицая прошлое для будущего развития.