Резюме

Настоящая работа является попыткой представить философию русского мыслителя Николая Федоровича Федорова (1829-1903) в целостном виде. Работа имеет форму монографии. До сих пор в Польше не выходило монографий о философии Федорова, хотя взгляды автора «Философии общего дела» уже более или менее широко обсуждались в ряде научных статей и книг.

В своем грандиозном философском проекте Федоров ссылался на многочисленные научные дисциплины, из чего следует, что федоровский проект складывается из нескольких пластов, как то: этический, религиозный, историософский, антрпологический, естественнонаучный. Все эти пласты очень плотно связаны друг с другом, а также с главной идеей Федорова – идеей „общего дела”. Однако, в этой работе я принял решение о разделении вышеупомянутых пластов федоровской мысли. Благодаря этому решению, на мой взгляд, удалось рассмотреть проект Федорова более критически и, одновременно, без ущерба для связности изложения показать разнообразие дискурсов, из которых складывается его философия.

Итак, в главе первой я решил представить биографию Федорова. Биография философа сама по себе необыкновенна и уникальна, а кроме того, она может послужить хорошим введением для представления системы его взглядов. Жизнь Федорова была точно связана с его философскими убеждениями – описывая эту жизнь, можно также частично представить и эти убеждения. Я старался описать жизнь и семейный быт Федорова с его детства – Николай Федорович был незаконным сыном князя Гагарина, что, по всей вероятности, повлияло на склад его личности. Я обратил внимание также на три основных экзистенциальных впечатления, которые Федоров вынес из детских лет – голод, смерть и разобщенность. Все эти категории получили потом огромное значение в его философии.

Очередным, ключевым моментом жизни мыслителя была смерть его дяди в 1851 году, под впечатлением от которой молодой Федоров вывел свою основную идею – идею преодоления смерти и воскрешения всех умерших. С тех пор жизнь философа стала необыкновенной – он подчинил все свое существование идеи „общего дела” и начал жить как настоящий аскет. Я пытался найти основания для такой жизненной позиции, и пришел к выводу, что основной причиной аскезы в жизни русского мыслителя стал порыв самоотверженного служения другому человеку.

Поначалу Федоров работал учителем в провинциальных городах, а с 1869 в московских библиотеках – Библиотеке Черткова, а потом в Румянцевском музее. В последнем он проработал почти 25 лет; именно здесь родилась его „легенда”. Я пытался показать, что выбор профессий учителя и библиотекаря не был для него  случайным. Согласно философии Федорова, воспитание детей является одним из самых важных моментов подготовки человечества („сынов человеческих”) к осуществлению „общего дела”. Также работу в библиотеке можем рассматривать как движение в сторону воскрешения – библиотека есть собрание книг, а книга это своего рода „печать души” ее умершего уже (в большинстве случаев) автора. А значит, одно из средств будущего воскрешения. Кроме того, библиотека это собрание человеческих знаний, согласно Федорову, необходимых для дела воскрешения.

В главе первой я также описал особенную тактику популяризации идей, которая была принята Федоровым. Николай Федорович сначала вообще не записывал своих мыслей.  Когда, наконец, начал записывать, то печатал с большой неохотой – анонимно или под чужим именем. Причиной тому была необыкновенная скормность Федорова, а также нежелание как-либо выделять свою личность. Более того, Федоров был готов передать весь корпус своих идей „известному” человеку, чтобы тот, ползуясь своей известностью, сообщил идею „общего дела” всему миру. Я описал, как именно Федоров пытался сделать своими сторонниками великих современников: Ф. Достоевского, Л. Толстого и В. Соловьева. Все эти попытки – по разным причинам – потерпели поражение. Когда Николай Федорович окончательно убедился, что популяризовать свое учение ему нужно самостоятельно, было уже поздно – Федоров вскоре умер. Хотя еще при жизни Федорова вокруг его идей возникла полемика в ашхабадских журналах; проект не был принят с пониманием.

В конце этой главы я представил судьбу записей Федорова (они были изданы его учениками), а также попытался описать язык и стиль Философии общего дела. Главной чертой федоровского стиля является соединение разных пластов гуманитарных и естественных наук, а также соединение языка „ученых” – языка философии и науки, с языком „неученых” – языком простого народа.

В главе второй я представил горизонт метафизики Федорова. На мой взгляд, он состоит из трех главных постулатов. Федоров пытался доказать их, ссылаясь на процесс антропогенеза. Это было связано с федоровской попыткой создать новый метафизический образ человека – образ, из которого последует долг воскрешения умерших.

Во-первых, Федоров старался показать, что отличающей чертой человечества является сознание смертности. Согласно мнению автора Философии общего дела, сознание смертности (в лице „отцов”) было решающим моментом антропогенеза – вместе с этим сознанием родился и сам человек. С сознанием смертности связано было также принятие человеком вертикального положения. Поднявшийся человек осознал, что окружающая природа является смертоносной – он почувствовал отвращение к этой природе, стал ее разумным сознанием. Но одновременно, человек остался частью природы и был вынужден принять ее законы – т. е. „беззаконие”. Человек остался „между землей и небом”, как говорил Федоров – он существо, которое возввысилось над природой, одновременно бдучи ее частью.

Во-вторых, принятие вертикального положение и получение сознания смертности было рождением человека как нравственного существа. Вместе с человеком в природе появилась и нравственность. Кстати, нравственность, на мой взгляд, ключевой пласт философии „общего дела”. Смерть человек сознал в лице других – в лице „отцов” – так пишет Федоров. Смерть отцов вызвала в человеке боль утраты, человек не принял смерти отцов, не согласился на нее, сказал ей „нет”. Смерти не должно быть. Именно таким образом родилась в человеке совесть – человек стал существом, отличающим от себя добро (жизнь) и зло (смерть). Я пытался показать, что согласно Федорову, боль утраты, которую вследствие смерти другого испытал первый человек стала „мировой болью” – ощущением естественной нищеты всего, что существует, всей вселенной. И эта нищнта осозналась именно в человеке. Иными словами, Федоров совершил морализацию онтологии.

В-третих, согласно учению Федорова, человек с древних времен был существом способным к действию. Принимая вертикальное положение, он освободил свои руки, и это дало ему возможность действовать. Федоров думал, что уже принятие этого положения было вполне самостоятельным делом человека – тем самым, Бог создал человека – как повторял Николай Федорович – „через него самого”. Следовательно, человек с самого начала есть деятель, а его деятельность имеет изначально противосмертный характер. Человек действующий это человек стремящийся к бессмертию.

В главе третьей я пытался представить главную идею Федорова – идею борьбы со смертью и воскрешения всех жертв этой смерти. Однако, сначала следовало спросить, что является причиной смертности? По мнению Федорова, источником смертности является зависимость человека от слепой и неразумной природы. В оптике автора Философии общего дела, природа это великий, бессмысленный круговорот жизни и смерти – рождения, пожирания и умирания. Более того, природа находится в состоянии постоянной – как у Т. Гоббса – борьбы „всех против всех”. Человек умирает как зверь, но и рождается звериным способом – смерть и рождение это для Федорова две стороны одной и той же самой медали. Результатом зависимости человека от природного мира остается также последовательность жизни всех поколений – младшие поколения вытесняют старшие, в чем Федоров видит безнравственное явление. Природное беззаконие проявляется также и в человеческой истории – полной всяких войн и других подлостей. История не имеет смысла, наблюдаемый в ней прогресс явлется для Федорова мнимым.

Тем не менее, беззаконие природы и истории человек принимает как весьма естественный, нормальный порядок вещей и примиряется с ним. Это всегда очень возмущало Федорова. Ответственность за это непонятное согласие на беззаконие Федоров возлагал прежде всего на философию. Я попытался показать эту тенденцию на двух наиболее ярких примерах – философии Б. Спинозы и Г. Гегеля. Пантеист Спиноза отождествил природу с Богом, что, учитывая предпосылки Федорова, делало Бога безнравственным существом, а природу разумной. Для Федорова это величайший абсурд. Тем временем, Гегель „разумным” назвал исторический прогресс – несмотря на все жертвы этого „прогресса”. Я вспомнил, что полемика Федорова с Гегелем в какой-то степени напоминает „бунт” В. Белинского из 40-х годов ХIXвека. Примирение с природой и историей Федоров назвал „несовершеннолетием” человечества – человек должен стать „совершеннолетним” существом и преодолеть дурную зависимость от слепой природы и истории. Но чтобы получить такого рода независимость он, прежде всего, должен преодолеть смертность – источник всех этих бедствий.

Согласно учению Федорова и вопреки нашим убеждениям, смерть не являетя безусловным и неизбежным явлением. Для Федорова это ложная, никогда не доказана более строгим, чем индуктивным путем, предпосылка. Я заметил, что образ смерти в культуре и философии, против которого выступал Федоров, похож на преклонение человеком перед ananke, о чем писал Л. Шестов. Федоров выступил в связи с этим также против „любви к року”, в которой признавался Ф. Ницше.

Целью „общего дела” не должна быть только одна победа над смертностью – за ней обязательно должно последовать воскрешение всех умерших, вплоть до прародителей человеческого рода. Я напомнил, что еще перед выступлением Федорова несколько философов выступило с идеей бессмертия на земле. На особенное внимание заслуживает здесь совпадение учения Федорова с взглядами почти неизвестного француза Ш. Стоффеля. Однако, согласно Федорову, желание воскрешения так же старо как и сам человек – оно появилось уже у первых людей в ответ на смерть их родителей. Поэтому Федоров скажет, что человек это на самом деле „воскреситель”, или „существо, которое погребает” – погребает, чтобы воскресить. Следовательно, предназначением человека есть воскрешение – „воскрешение имманентное”, а не „воскресение трансцендентное”, вызванное Богом. Воскрешение должно совершиться через нас – нашим собственным, объединенным трудом.

В главе четвертой я обсудил этический пласт философии „общего дела”. Этот пласт очень четко связан особенно с религиозным пластом федоровской мысли, но я решил представить их отдельно.

В мысли Федорова можно найти своеобразный ответ на вопрос о причину зла в мире. Источником зла остается природа. Однако, для автора Философии общего дела природа не является злой сама по себе – она творит зло лишь из-за своей бессознательности. Но внутри человека мы наблюдаем другую ситуацию: человек иногда вполне сознательно выбирает зло, пользуется им. Источником злой воли в человеке является для Федорова его смертность – человек творит зло, он эгоист, потому что он пытается убежать от смерти. Однако, таким способом человек никогда не сможет, вопреки своему глубочайшому желанию, преодолеть смерти, избежать ее.

Я писал, что согласно Федорову, победить смертность мы должны прежде всего не для себя, а для других – для наших отцов, от которых эту жизнь мы получили. Федоров скажет, что это наш „долг”, так как мы виновны в их смерти. В связи с этим, русский мыслитель предложил новое определение для человека – он должен стать „сыном человеческим” („дочерью”) – сыном умерших отцов. У Федорова – все ответственны за всех. Мы должны начать активно бороться со смертью и осуществить свой долг в реальном мире – Федоров отвергает здесь предложение Толстого, что нельзя бороться со злом насилем. В устранении зла не помогут также никакие реформы общественного строя – зло связано со смертностью и именно с ней надо бороться. Преодоление смерти и воскрешение мертвых это осуществление абсолютного блага.

Дальше я уделил много внимания персонализму Николая Федоровича. На мой взгляд, человеческая личность была для автора Философии общего дела высшей ценностью, и поэтому мы можем говорить о персоналистическом характере его мысли. В качестве доказательства я попытался сравнить философию Федорова с философией французского персоналиста Э. Левинаса. Для Федорова, как и для Левинаса, существование обозначает со-сосуществование с Другим – создающее братство, основой которого должна быть любовь. Человек всегда ответственен за Другого: их отношение друг к другу – „лицом к лицу”, эту формулировку можно встретить и у Федорова, и у Левинаса. У обоих мыслителей этика предшествует онтологии. Однако, Левинас никогда не задумался об идеи воскрешения, а именно эта идея делает федоровский персонализм абсолютным.

Я написал, что исполнение „общего дела” требовало бы полнейшего объединения всего человечества. Федоров замечает, что человечество находится в небратском, неродственном состоянии, которое является, одновременно, причиной и следствием нашей смертности. Согласно Николаю Федоровичу, если б человечество объединилось – оно смогло бы победить смерть. Заповедью объединения должна быть формула „жизни со всеми и для всех” – вне эгоизма и альтруизма. Федоров призывает к полноте родства – совокупной действии направленной на возвращение жизни нашим отцам. Человечество должно достигнуть „многоединства” или „всеединства” – скажет Федоров. Я пытался доказать, что это не лишило бы человека его свободы, но наоборот, позволило бы бесконечно расширить ее. Сегодня свобода является заложником смертности.

Объединение, которое имеет в виду Федоров, является чем-то гораздо большим, чем „государственность” и „гражданственность” – две формы объединения, которое наблюдаем вокруг. Вопрос о жизни и смерти („естественный вопрос”) помог бы, кроме того, решить вопрос о богатстве и бедности („социальный вопрос”), который все ошибочно принимают за главный. Федоров отвергал как капитализм, так и социлизм – человеческую нищету может искоренить только решение „естественного вопрса” – победа над смертью.

Более подробно я представил интересную критику современного Федорову общества, которую можно найти в его сочинениях. На мой взгляд, эта критика во многом остается актуальной до сегодняшнего дня. Федоров анализировал состояние общества на примере парижской выставки из 1889 года. Мир выставки это мир вечных „невест и женихов” – мир „искусства одеваться”, в котором царит культ женщин. Выставка популяризует потребление всяких „игрушек и безделушек”, производством которых занимается подчиненная этим прихотям промышленность. Мир выставки и балов боится смерти – замечает Федоров – кладбища вытесняются все дальше и дальше на окраины городов. Я вспомнил, что к похожим выводам пришел также современный французский социолог Ж. Бодрийяр.

Согласно автору Философии общего дела, подобная жизнь приведет нас к катастрофе. Мы должны вспомнить наших отцов и совершить „общее дело” их воскрешения – а тем самым приобрести бессмертие и для себя. Как следует из учения Федорова, мы должны стать „совершеннолетними детьми” – потому что именно дети наиболее полно ощущают всеобщее родство и братство. Детское чувство должно быть образцом для нашего совершеннолетия.

В главе пятой я представил очередной, религиозный пласт философии „общего дела”. Я напомнил спор о христианском характере мысли Федорова, а также тот факт, что комментаторы, отвергавшие христианский характер федоровской мысли, были в меньшинстве, а их аргументы часто оказывались несостоятельны. Затем я описал отношение Федорова к православию, а также другим христианским (католицизм, протестантство) и нехристианским вероисповеданиям (ислам, иудейство, буддизм, язычество). Согласно Федорову, из всех религий православие наиболее близко к идее „общего дела”.

Федоров считал, что христианство содержит в себе завет воскрешения – оно должно стать активным исполнением Божией воли. Федоров приводит ряд фрагментов из Нового Завета, которые, по его мнению, доказывают необходимость соединенного действия Бога и человека в деле всеобщего спасения, которое заключается во всеобщем воскрешении. Религия это „верность Богу отцов”, совокупная молитва, которая требует исполнения.

Согласно учению автора Философии общего дела, к воскрешению призывал сам Иисус Христос, важнейшим моментом в жизни которого было воскрешение покойного Лазаря. Случай, что Христос был не только Богом, но также человеком, доказывает, что мы должны последовать за ним и совершить дело воскрешения. Федоров обратил внимание, что после Христа первородный грех не имеет уже решающего значения и мы можем (вернее, „должны”) спастись самостоятельно. Более того, сам Христос воскрес, и это была именно победа над смертью – мы обязаны продолжить начатое Христом дело. Человек должен стать Богочеловеком.

Я напомнил о том, сколь важную роль Федоров отдавал также христианскому догмату о Пресвятой Троице. Триединый Бог должен стать образцом для наших отношений друг к другу, не исключая умерших. Троица оставалась для Федорова союзом трех Божественных Личностей – союзом, в котором господствует любовь. Троица это, как говорил Федоров, „неслиянное единство” – ее Члены хотя вполне соединены с собой, одновременно остаются независимыми Личностями. Именно в этом образец для нас, для нашего объединения. Более того, Троица это союз бессмертных – идеал абсолютного всеединства.

В этой главе нельзя было не заметить, что одним из оригинальнейших моментов учения Федорова является его толкование Апокалипсиса. Русский мыслитель был автором тезиса об условности апокалиптического пророчества – произойдет ли кончина мира, зависит от человека. Если человек не исполнит имманентного воскрешения, оно станет трансцендентным воскресением. Федоров, на мой взгляд, верно замечает, что думая о трансцендентном воскресении, мы испытываем страх. Дело в том, что в этом случае за воскресением последует Страшный Суд, который разделит нас на праведников и грешников. Согласно Федорову, праведники никогда не получили бы полного блаженства, потому что у них осталось бы сознание, что их братья осуждены на вечные муки. Федоров говорил, что, с одной стороны, пророчество о Страшном Суде противоречит нашей нравственности, а с другой стороны, его исполнения не желает сам Бог, который есть воплощение любви. Спасены должны быть все или спасенным не будет никто – Федоров напоминает нам об идее апокатастасиса. Человечество имеет возможность избежать кончины мира и суда, если только оно объединится и совершит „общее дело”.

Николай Федорович был уверен, что человек призван Богом для дела победы над смертью и создания Царствия Божиего на земле и во всей вселенной. Иначе говоря, мы должны совершить „внехрамовую литургию” или „Пасху воскрешения”, которая сделала бы нас подобными Богу бессмертными существами и преобразила бы всю Вселенную. Необходимо, чтобы наша вера перешла в дело спасения и воплощение любви.

В последней, шестой главе я попытался представить метафизику преображения всей действительности, к которой призывает учение Федорова, а также роль истории и науки в деле этого преображения. Согласно автору Философии общего дела, нужно начать с преображения не вселенной, а нашего ума. Федоров заметил, что разум разделен на две части: часть теоретическую и часть практическую. Разделение это Федоров нашел прежде всего в философии И. Канта – и стал спорить с его взглядами. Оба разума должны быть объединенны в один понимающий и действующий разум. Более того, у Канта разъединенным является также и человечество, из чего следует, что практический разум обречен лишь на мелкие дела. Соединение разумов и людей способствовало бы решению всех антиномий Канта.

Нужно, чтобы наше познание стало познанием не только того, что „есть”, но также того, что „должно быть”. Следует соединить онтологию с деонтологией. Разум должен стремиться к проекту будущего – стать разумом „проективным”. Этим путем нам удастся воплотить в мир истину, благо и красоту. Иными словами, мы должны заменить все „даровое” – „трудовым”.

Мне пришлось довольно много сказать о роли науки в проекте Федорова – а ее роль действительно огромна. Именно научными средствами мы должны перестроить нашего единственного врага – природу. Федоров писал, что нужно воплотить в нее разум и регулировать ее – это наш нравственный долг.

Описывая пути воскрешения, Федоров пользовался механистической физикой. Автор Философии общего дела считал, что тело человека складывается с частиц, которые рассеялись после смерти. Чтобы воскресить человека, нужно все эти частицы вновь собрать и соединить между собой. Когда мы научимся собирать эти частицы, каждое поколение сможет заняться воскрешением предыдущего поколения – и так вплоть до наших прародителей. За воскрешением умерших должна последовать регуляция всей Вселенной, так как в природе все взаимосвязано. Вселенная будет заселяться воскрешенными поколениями и станет нашим новым домом.

Я заметил, что Федоров очень редко использовал понятие „души человеческой”. Ссылаясь на труды Г. Флоровского, я старался доказать, что и христианские философы IIвека отвергали возможность независимого существования души после смерти, видя в идеи о душе греческую, языческую идею. Кажется, что учение Федорова содержит похожее решение этого вопроса, хотя Федоров нигде ясно этого не сказал.

Кроме того, я напомнил, что некоторые философы обвиняли Федорова в желании воскрешения „непреображенных трупов”. Я попытался доказать, что Федоров, напротив, сознавал необходимость преображения воскрешаемого человека. Его тело должно стать духовным, вполне управляемым сознанием. Время и пространство не будут для преображенного человека препятствием и он будет иметь возможность свободного движения по всей вселенной. Вселенная станет Царствем Небесным, а человека и Бога ничто уже не будет разделать.

Наконец я решил представить истриософские взгляды Николая Федоровича. Мне кажется, что именно этот пласт является самым слабым в философии „общего дела”. Федоров очень часто пытался конкретизировать свое учение, был в поиске исторических и политических условий, в которых можно было бы осуществить дело воскрешения. История это орудие эсхатологии.

Согласно автору Философии общего дела, способной к исполнению „общего дела” средой было село, в котором сохранилась традиционная религиозность и культ умерших. Город, тем временем, был местом, где обитают „блудные сыны”, нравы испортились, а кладбища стали запущенными. Мы должны перенести центр общества из города в село, не отказываясь при этом от научных достижений горожан.

Федоров считал, что воскрешение умерших должно начаться в России – стране земледельческой, православной. Эсхатологическую задачу России определяла также ее география – широкие просторы и собирание земель русским народом. Дело объединения народов и воскрешения должен возглавить российский царь-самодержец.

Федоров обратил еще особенное внимание на Памир и Константинополь – два ключевых места на его карте мира. Памир это, согласно автору Философии общего дела, колыбель человеческого рода и могила нашего праотца, а Константинополь должен вновь стать всемирным центром православия и дела воскрешения.

Завершая всю работу, я коротко вспомнил о влиянии мысли Федорова на русское религиозно-философское возрождение начала XX века, русскую литературу, а также философию русского космизма.